- Милорд, - тихо сказала Мадлен, - мне так и не вернули мои вещи. Мне они нужны.
Он чуть слышно фыркнул.
- Хорошо, я скажу. А теперь скажите мне, дамзель, почему вы сказали о ребенке?
Мы как раз дошли до нашей спальни. Разговаривать на эту тему было бы лучше без лишних ушей.
- Мы же договорились, милорд, что я возьму себе ребенка, который родится у вдовы моего племянника, - ответила Мадлен. - Детям нужна нежная еда, пока они маленькие. Вот я и придумала, как ее готовить. Не беспокойтесь, я не передумаю, - тут она вздохнула, - я ведь тоже не нужна своей матери. Так бывает. Все ему радовались, а теперь он не нужен. Я буду крестной. Если родится девочка, то назову Женевьев, а если мальчик то Эрве. И вместе мы не пропадем.
Глостер смотрел на нее с каким-то странным выражением. Мадлен снова вздохнула и отвернулась.
- Да что же это такое! возмутилась она, заметив, что сундук с одеждой открыт. Сперва исподнее стащили, а теперь что? О, нет! Мои башмачки! В чем я ходить буду?!
Да, от былого великолепия почти ничего не осталось. Герцог в очередной раз завис в созерцании. Мадлен быстренько проверила остальное. Ага, и часть подвязок пропала. Тайник с деньгами не обнаружили. И что-то мне подсказывает, что это не прислуга охамела.
- И подвязки, - шмыгнула носом Мадлен, - и три пары чулок. Милорд, скажите им, чтобы вернули. Это мое!
Я как-то не очень представляла вдовствующую герцогиню Йоркскую, роющуюся в чужих сундуках. Это уже перебор. Но вот приказать обыскать вещи и принести ей что-нибудь необычное она могла. Это у нас что, очередной скандал на тему распутства будет? Сколько можно-то? Да и что эта тетка понимает в распутстве?..
Герцог как-то неопределенно хмыкнул.
- И много у вас башмаков, дамзель?
- Мне достаточно, милорд, - снова шмыгнула носом Мадлен, - в шелковых по холмам не побегаешь. А зимой теплее в бархатных. Но мои любимые из сафьяна.
- А обычная кожа вам не подходит?
- Вот еще, ноги натирать, - проворчала Мадлен, - это больно. Все должно быть мягким, нежным и красивым.
Я никогда не привыкну к этому чуду природы. И ведь не кокетничает же, просто отвечает на поставленный вопрос. На ней, кстати, как раз сафьяновые башмачки надеты. Из тонкой кожи с золотым тиснением и расшитыми золотом же лентами из атласа. И вот эта паршивка чуть приподнимает подол платья и демонстрирует ножку. Так, примерно до щиколотки. Мадлен! Это удар ниже пояса. В буквальном смысле.
- Вот такие башмачки пропали, милорд, - жалобно проговорила Мадлен, - только они красные. Пусть мне вернут!
Башмачки, чулочки и прочее это тщательно привитый пунктик. Для фетишиста все это входит в программу, поэтому у Мадлен подобное отношение к обуви останется на всю жизнь, вколочено насмерть. Но такими темпами у нас его светлость тоже фетишистом станет.
Пунцовый от смущения герцог даже отшатнулся. А сердитая Мадлен, которая так и не поняла, что натворила, вернулась к разоренному сундуку. Еще раз шмыгнула носом, даже скорее фыркнула, как разозленный
ежик. Отбросила косы за спину.
- Не переживайте, дамзель, - наконец пришел в себя герцог, - я прикажу, чтобы вам все вернули.
- Пожалуйста, милорд, - сказала Мадлен, - ведь я не знаю, где заказать новые. И не всякий сапожник сделает хорошую обувь.
- Вы так много внимания уделяете таким вещам, - Глостер задумчиво смотрел на нее, - и при этом столько всего знаете и умеете.
- Разве, если кто-нибудь много знает и умеет, он не должен ухаживать за собой и любить красивые вещи, милорд? страшно удивилась Мадлен.
А тут и наши башмачки, и все прочее принесли. Служанки испуганно пискнули (хотя до Мадлен им и далеко), сгрузили добычу и попросили прощения, залившись румянцем
- И чтобы больше никто ничего у дамзель дАнжу не забирал! распорядился герцог. Куда вы все это носили?
- Ми-ми-миледи приказала Ее светлость
- Чтобы больше такого не было!
Мадлен обрадовалась и стала проверять свое добро. Наше добро ведь, наконец, и трусики вернули. Постиранные. Причем аккуратно.
Служанки вымелись из помещения со всей возможной скоростью. Герцог же некоторое время наблюдал за Мадлен, явно желая рассмотреть все это великолепие на ней, потом отвернулся к столу.
- А что это за книга, дамзель?
- Это? обернулась Мадлен. Это «Анабазис». Мне наставник подарил, чтобы я греческий язык учила. Здесь рассказывается о том, как греческим наемникам пришлось с огромным трудом и большими потерями возвращаться на родину кружным путем. Это было еще до Александра Великого.
- В самом деле? переспросил герцог. Я слышал об этой книге, но не видел перевода на латынь или английский. Вы не могли бы мне помочь?
- О, разумеется, милорд, мне совсем не трудно, я могу переводить с листа. Хоть английский мне и не родной. Надеюсь, вы мне простите, если я иногда затруднюсь с каким-нибудь словом.
- Вы отлично говорите по-английски, дамзель.
Мадлен действительно хорошо говорила по-английски, но немного картавила и чуточку по-другому произносила некоторые звуки. Занятно, но эффект был каким-то мурлыкающим, что ли. Слушать ее нежный голосок было приятно.
Так что уже вечером Мадлен читала вслух для герцога. А потом мы подслушали этот разговор. Не специально, чесслово. И мать с сыном не орали во все горло во внутреннем дворе или еще где-то. Кто знает, было это сделано специально или получилось случайно, но в неприметной нише почему-то отчетливо слышались все разговоры, что велись в гостиной, которой пользовалась во время пребывания в Миддлехэме герцогиня. А в нишу Мадлен чуть не провались, оступившись и уцепившись за гобелен, почему-то висящий в коридоре. Хотя выглядел этот гобелен не лучшим образом, так что в таком месте смотрелся органично.