Витрины магазинов зияли пустотой, а то и вовсе стояли заколоченные досками. Неубранный снег утоптался в наледь, но посыпать её золой было некому дворники перевелись. Их нонче полагалось звать «смотрителями двора». Вот они и смотрели. А только заикнёшься насчёт поработать, сразу на дыбки: «За что крровь проливали?! Штоб обратно в ярмо, метёлкой шкрябать?»
АнтоновОвсеенко поглядывал на бедствующий город из окошка персонального «РуссоБалта» и улыбался, жмурясь от удовольствия. К хрусту снега примешивался хруст семечек замызган Питер семенной шелухой. Деревня в городе!
«Но это вооружённая деревня, думал Штык, это землеробы в солдатских гимнастёрках. Распоясанные, обезначаленные и митингующие, втянутые в политику, жадно тянущиеся к ней. Огромная лаборатория по перешлифовке туманного крестьянского сознания!»
«РуссоБалт» притормозил у подъезда.
Свободен! бросил «Штык» шоффэру и вылез из машины. Бодро поднялся на третий этаж, отпер лакированную дубовую дверь с медными вензелями и аккуратно прикрыл её за собой. Вздохнул: дома!
Повесив пальто на рогатую вешалку, сверху набросив шляпу, он снял сапоги, не покидая коврика у двери. Подцепив тапочки, прошёл в гостиную, потирая застывшие ладони.
Даша стояла у окна, сложив руки под грудью и глядя кудато за крыши.
Девушка не казалась печальной, она была совершенно спокойна. И очень молчалива. После взятия Зимнего «товарищ Полынова» стала рассеяна и задумчива, её покинула обычная пылкость и радость жизни. По утрам «Штык» с подозрением поглядывал на глаза девушки, но нет, они были сухими. И всё же Даша сильно переживала.
Антонов точно знал, изза чего именно. Верней, изза кого. Кирилл Авинов вот причина девичьих страданий.
Владимир сжал зубы убил бы этого гада. Ах ты, ссучок замшелый
Копаясь в себе, он обнаруживал на сердце не одну лишь ревность или ненависть. Тревога присутствовала тоже уж больно переменилась Даша, не узнать. Она ведь никогда не держала плохого в себе обида, злость, малейшее раздражение тут же вырывались наружу с криком, со слезами, с кучей ехидных замечаний и откровенных
оскорблений. Даша удержу не знала в бурном проявлении чувств. И вдруг затихла. Замертвела. Заледенела.
Ещё недавно душа её чудилась райским садом, откуда изливались любовь и ярость, а теперь там простиралась опалённая пустыня, и холодные, злые ветры носились над нею.
И он ничего не мог поделать с этим его помощь Даша равнодушно отвергала. Заботу Господи, да она даже не замечала, что о ней заботятся! Он донимал её ревнивой страстью, но девушка была холодна в постели, она вяло отвечала на ласки, даже не притворяясь, что ей с ним хорошо. Как тут не пожелаешь мучительной смерти этой этому этому «товарищу Авинову»?
Здравствуй, Даша, сказал Владимир, усиленно излучая уверенность в себе.
Привет, обронила девушка, не оборачиваясь.
Она не поинтересовалась, как у него идут дела, не спросила даже, голоден ли он, так и продолжала смотреть в окно.
АнтоновОвсеенко осторожно приблизился и положил ей ладони на плечи, погладил, потянулся поцеловать в шею, но Даша увернулась без досады, как от надоевшей мухи.
В душе у «Штыка» родилось раздражение, поднимая всю муть былых обид. Захотелось сжать эти плечи, впиться губами в стройную лебединую шейку, овладеть девушкой жестоко и грубо, но Нет. Нельзя. Да и чего он этим добьётся? Развернётся Даша и врежет ему по морде без гнева, так просто, приличия ради. И замкнётся ещё пуще, уйдёт в себя, как моллюск в раковину не выковыряешь.
Неловко погладив Дашины плечи, чувствуя себя дурак дураком, Владимир задержался рядом с девушкой, не зная, что сказать и надо ли говорить вообще.
Я хочу поехать в Ростов, бесцветным голосом сообщила Даша.
В Ростов? непроизвольно обрадовался «Штык». Надо же заговорила Валаамова ослица!
В РостовнаДону, уточнила девушка.
Зачем, не понимаю? тут же насторожился Антонов. Скоро мы отправимся в Москву, оттуда двинем на Харьков. Ты же сама этого хотела!
А теперь я хочу в Ростов.
Владимир помолчал, угрюмея.
Это изза него? спросил он.
Это изза меня, неласково усмехнулась Даша. Был же разговор насчёт того, что пора поднимать Ростов и Таганрог на борьбу. Вот я и помогу товарищам в подполье
«Штык» помрачнел ещё больше. Единственным его желанием было «держать и не пущать» Дашу, всё время видеть её, чувствовать, что она рядом, что она с ним. Но и отказать он не мог. Да и что значил бы его отказ? Полынова пожала бы плечами и поступила бы так, как хотела. А начнёшь ей мешать, станешь врагом
Езжай, вздохнул Владимир, помоги
Девушка равнодушно чмокнула его в щёку и пошла собираться.
Ты не видел мой саквояж? громко вопросила она, роясь на антресолях. Гдето тут должен быть, я его сюда положила
Посмотри в людской! донёсся из кабинета голос Антонова.
А что саквояжу там делать? проворчала Даша, но заглянулатаки в нетопленую людскую, где раньше проживала пожилая чета лакей и кухарка, прислуживавшие выселенному хозяину квартиры, старенькому генералу. Саквояж лежал на подоконнике.
Девушка подхватила его и поникла, словно притомившись от нескольких минут бодрой суеты.