Мы вышли из кабинета и направились к лестнице. В вестибюле дежурный офицер уже не листал журнал. Он склонился над рапортом, но его цепкий взгляд сразу же скользнул по нам, стоило ему только услышать наши шаги. Серый кивнул в сторону выхода:
Пойдёмте. Я отвезу вас обратно.
Дорога в аэроклуб была такой же молчаливой, как и путь на Лубянку. Серый вёл машину аккуратно, как хирург на операции: точные движения, никаких резких торможений. Крутов смотрел в окно, сжимая папку с документами о награждении. Я же перебирал в голове детали: «10 января Через две недели. Надо закончить с делами, которых не сказать, чтобы много, но всё равно хватает, встретиться с Катей, попрощаться с Володей и Ваней, беседа с матерью»
Из мыслей я вынырнул только тогда, когда мы внезапно остановились. Я выглянул в окно и увидел знакомые ворота. Мы с Павлом Алексеевичем поблагодарили Серого и уже собрались выбраться из машины, как он, не выключая двигатель, обернулся ко мне и проговорил:
Орден не щит, Громов. В Каче начнётся настоящая война. Вы станете живой легендой. А легендам либо подражают, либо их уничтожают.
Это совет или угроза? уточнил я, придерживая дверь.
Констатация факта. Его губы дрогнули в подобии улыбки. Я видел, как героев ломали за год. Не дайте им вашу силу превратить в мишень.
При слове «легенда», в голове застучали обрывки фраз из «Пионерской правды»: «скромность украшает героя», «не зазнавайся». Я живо представил, как буду на комсомольских собраниях говорить: «Да я просто выполнил долг». Но глаза курсантов из Качи всё равно будут видеть во мне не товарища, а вывеску гладкую, отполированную пропагандой, как эти мраморные ступени Лубянки. Точнее, видели бы, если бы я им это позволил.
И не собирался, ответил я серьёзно и посмотрел в окно. Благодарю за совет, Александр Арнольдович.
Попрощавшись, мы выбрались из салона автомобиля пошли к зданию аэроклуба. На крыльце Крутов внезапно остановился. Он втянул носом морозный воздух, будто пытался протрезветь, потом обернулся:
Твоя мечта стала ближе, Сергей. Жаль, что так быстро Он отечески потрепал меня по плечу.
В гости буду приезжать, улыбнулся я.
Договорились, Крутов тихонько рассмеялся, но тут же нахмурился. А ведь он прав. Он кивнул на удаляющуюся «Волгу». В Каче тебя ждут не только самолёты.
Прав, согласился я. Отчасти.
Павел Алексеевич еле слышно ругнулся.
Ты понимаешь, что теперь будет? он сжал папку с документами так, что побелели костяшки пальцев. В Каче все птенцы из генштабовских гнёзд. Твой перевод для них как красная тряпка для быка. Он нервно провёл рукой по фуражке с потёртым козырьком, оставив на сукне жирный отпечаток. Там не любят выскочек, Серёга. Особенно из рабочих семей.
Понимаю, согласился я и запрокинул голову, глядя, как в воздухе кружатся крупные снежинки.
Тебя же в там сожрут заживо сквозь зубы проговорил Крутов.
Я усмехнулся и посмотрел на майора:
Зубы обломают, сказал я.
Павел Алексеевич на несколько секунд замер в напряжённой позе, не сводя с меня глаз, а потом расслабился и тоже уставился на падающие снежинки.
Это да, хмыкнув, согласился Крутов.
Мы стояли так минуту, пока ветер не начал забираться под воротник. Затем Крутов махнул рукой и скрылся в здании. Я же остался на пороге, глядя, как снег засыпает следы «Волги».
Глава 8
двадцатилетию клуба.
Крутов вышел на деревянный помост, поправив малиновый кант фуражки. Его сапоги гулко отстукивали ритм по обледенелым доскам.
Товарищи курсанты! голос майора, привыкший перекрывать гул моторов, раскатился по плацу. В канун нового года принято подводить итоги
Он говорил о плановых показателях, перевыполнении норм по налету часов, о трудовом энтузиазме, с которым наш коллектив встретил решения ноябрьского Пленума ЦК. Снежинки оседали на его эполеты, превращаясь в блёклые звёздочки.
Но сегодня, Крутов сделал паузу, доставая из папки лист с гербовой печатью, аэроклуб имени Валерия Павловича Чкалова отмечает событие, равного которому не было за все двадцать лет его истории. Да что там, такого не было в стране!
В строю зашевелились. Кто-то сдержанно кашлянул, кто-то переминался с ноги на ногу, пытаясь согреть затекшие пальцы.
Седьмого ноября курсант Громов Сергей Васильевич, майор бросил взгляд в мою сторону, проявив мужество и мастерство, предотвратил катастрофу, последствия которой могли стать ударом по престижу Советской Родины.
Строй замер. Даже ветер стих, будто прислушиваясь.
Особым приказом Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского от 26 декабря 1964 года, Крутов выпрямился, держа документ как боевое знамя, курсант Громов Сергей Васильевич досрочно выпущен из аэроклуба имени В. П. Чкалова с зачислением в Качинское Краснознамённое высшее военное авиационное училище лётчиков имени А. Ф. Мясникова.
Тишину взорвали аплодисменты. Слева тихо присвистнул Володя. Я посмотрел на Катю, которая смотрела прямо перед собой, не мигая. Крутов поднял руку, возвращая строю дисциплину.
От имени совета аэроклуба, майор достал из папки бархатный футляр, вручаем Сергею Громову памятный нагрудный знак «За особые заслуги в авиационно-спортивной работе»