Нет, конечно, нет
Тогда кто?
Гермиона опять качнула головой в отрицании. Даже зная, что неопределенность сводит его с ума, сказать ему правду она не могла.
Пожалуйста, Рон, не надо
Я спрашиваю: Кто. Этот. Человек? Потому что. Имею. Право. Знать.
В его голосе Гермиона вдруг услышала столько ядовитой злобы, что на миг даже показалось, будто он готов ударить ее. Хотя и знала, что Рон никогда не поднимет руку на женщину. А потом увидела, как он побледнел, на глазах становясь пепельно-серым.
Это Гарри?
Нет! Как ты можешь?! не выдержав, Гермиона тоже сорвалась на крик. Пожалуйста, Рон, не спрашивай меня больше. Я уже сказала, что не он причина происходящего!
Но тот уже не мог остановиться.
Я хочу знать его имя. Скажи мне, Гермиона. Скажи мне! Я имею право знать это!
Прекрати. Я не собираюсь тебе ничего рассказывать, категорично отрезала она, пытаясь закончить этот, уже ставший бессмысленным, разговор. Не надо, Рон. Успокойся.
И тут последние остатки его достоинства и самоконтроля исчезли, и он заорал во весь голос:
Кто это?! Какого черта ты не можешь сказать мне, кто тебя ебет?!
Понимая, что колени у нее предательски подкашиваются, и боясь вот-вот сползти прямо на пол, Гермиона заплакала, прокричав в ответ уже сквозь слезы:
Да потому, что не хочу делать тебе еще больнее!
Ошеломленный Рон замер, будто подавившись этими словами, и лишь тяжело дышал, глядя на нее ничего не понимающим взглядом.
Еще больнее? Как, твою мать, ты можешь сделать мне еще больнее? Когда ты и так уничтожила меня сейчас он отвернулся и снова задал этот вопрос, только теперь будто спрашивая самого себя. Кто, черт возьми, это
может быть, чтобы причинить мне еще большую боль?
Гермиона вдруг четко осознала, что должна уйти. Прямо сейчас. Немедленно. Она уже выходила из квартиры, когда обернулась и негромко произнесла:
Я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь простить меня. Мне очень жаль Прощай, Рон.
Потом выскользнула прочь и закрыла за собой дверь, оставляя за нею свое прошлое. Навсегда.
28. Боль
Выйдя из подъезда, Гермиона отошла совсем недалеко и уже скоро устало прислонилась к стене соседнего дома. Сейчас казалось, будто она окаменела от мучительного чувства вины, которое вслед за болью порождало в душе еще и какую-то странную пустоту. Думать не хотелось ни о чем, даже о Люциусе. Особенно о Люциусе.
Прошло больше часа, а Гермиона все стояла и стояла, и только слезы, которые она не удосуживалась вытирать, ручьями стекали по измученному лицу и падали вниз. Боль от потери близкого человека, ощущение собственного предательства и в то же время уверенность, что поступила так, как и должна была поступить все это смешалось в такую невероятную по силе смесь эмоций, что Гермиона была уверена: этот день она забудет не скоро. А может, и никогда.
В конце концов она заставила себя двинуться дальше и, почти не осознав толком, направилась в единственное место, где смогла бы провести эту ужасную для себя ночь. Приблизительно через час Гермиона оказалась на площади Гриммо и, прошептав заклинание, увидела, как здания по обе стороны от дома Гарри с глухим стоном раздвигаются в разные стороны. Осталось лишь подняться на крыльцо и позвонить, но сделать это казалось чем-то ужасно страшным.
«Что я скажу им? Как я скажу им правду? И как Гарри и Джинни отреагируют на эту самую правду?»
Поняв, что и в этом случае оттягивать неизбежное бессмысленно, Гермиона наконец потянулась и нажала кнопку звонка. Уже совсем скоро дверь ей открыл улыбающийся Гарри, который, увидев ее заплаканное лицо, улыбаться тут же перестал. Лишь отступил назад, пропуская ее в дом, и расстроено пробормотал: «Входи». И Гермиона поняла, что он уже обо всем догадался.
Она прошла на кухню, где за столом сидела Джинни, листающая какую-то книгу. Подняв голову, она удивленно и пристально уставилась на Гермиону, отчего та сразу же ощутила жуткую неловкость, осознав, что рассталась не просто с бой-френдом, а с родным братом лучшей подруги. С которой сейчас придется объясниться.
Джинни поднялась и коротко пригласила ее присесть, что Гермиона и сделала, продолжая чувствовать себя последней дрянью. Следом за нею в кухню вошел Гарри, без слов налил чаю и, поставив перед Гермионой чашку, уселся на соседний стул. Воцарилось тяжелое молчание. Друзья ни о чем не спрашивали, а лишь молча ждали, когда она сама скажет то, о чем уже догадывались они оба.
Долгое время Гермиона не могла говорить и просто сидела, плотно обхватив руками чашку с темной горячей жидкостью. Но продолжаться вечно это не могло, поэтому в конце концов она посмотрела на них и тихо, но отчетливо, проговорила:
Я ушла от Рональда.
Ничего не ответив на это, Гарри лишь мрачно потупился, зато Джинни уставилась на нее горько и разочарованно. На какое-то время в кухне снова повисла гнетущая тишина, но потом Гарри глубоко вздохнул и заговорил. Монотонно и почти без эмоций.
Что ж, ясно. На самом деле мы поняли это сразу, как только ты пришла. И как он?
Чувство вины навалилось на Гермиону с новой силой, и она сокрушенно уставилась в свою чашку. Встречаться взглядами с друзьями было невыносимо.