От низкого чувственного тембра его голоса внутри все задрожало, желание стало невыносимым. Гермиона никогда не думала, что сможет сказать что-то вроде этого, но услышала, как произносит слова, рвущиеся откуда-то глубоко, из самого ее существа:
Пожалуйста... Господи... Я хочу, чтобы ты взял меня... Сейчас, скорей... жестко Прошу тебя, Люциус Я умру, если ты не войдешь в меня сейчас же...
Малфой самодовольно улыбнулся, и жажда вспыхнула в глазах еще сильней, когда он склонился к уху и прошептал:
Терпение должно быть, наконец, вознаграждено... и коснулся пуговички на ее джинсах.
Запутавшись пальцами в его волосах, и невольно дергая их, Гермиона почти непрерывно дрожала, когда Люциус медленно расстегивал джинсы. Когда, стащив их вниз, увидел ее кружевные трусики и затаил дыхание. А потом, когда глухой стон слетел с его губ, выдавая возбуждение, она снова дернулась ему навстречу.
И уже пылала, когда губы Люциуса опять коснулись ее живота. Стянув трусики, он раздвинул ей ноги и склонился, замерев, разглядывая. Сейчас его рот был так близко, что Гермиона почувствовала, как горячее дыхание обжигает ее, возбуждая еще больше. Как же она жаждала сейчас его прикосновения. Наконец, Малфой наклонился еще ниже и медленно лизнул складочки, аккуратно раздвигая их пальцами. Не сдержав крика, Гермиона яростно толкнулась вперед, но тут же оказалась остановлена сильными руками. Люциус, жестко схватив ее бедра, придавил их к столу, не давая шевельнуться, и склонился к ней снова.
Медленно дразня Гермиону языком, он кружил и кружил вокруг клитора, так и не дотрагиваясь до него, хотя это было как раз тем, чего ей безумно хотелось. Но Люциус кружил вокруг так близко... И это заставляло ее всхлипывать от отчаянья и удовольствия одновременно. Почувствовав проникновение пальца, она все же толкнулась навстречу, и уже спустя секунду поняла, что сил выносить эту сладкую муку больше не осталось, и, вцепившись ему в волосы, Гермиона запрокинула голову и лихорадочно забормотала:
Пожалуйста... ну же я хочу по-настоящему Хочу тебя внутри! ослабив хватку, она убрала руку, надеясь, что Люциус послушается, но он, подняв голову, продолжал двигать пальцем, глядя на Гермиону с легкой и самодовольной
усмешкой.
С губ невольно сорвалось рыдание. Но нет опасалась напрасно... Гермиона увидела, как он уже коснулся пояса брюк и торопливо расстегивает пуговицы. Даже сейчас было заметно, насколько возбужден Малфой, но когда одежда упала на пол, и Гермиона увидела его
Она задохнулась от желания и шока одновременно. Увиденное превзошло все ожидания: член гордо возвышался, будто пылая в вечернем свете. Гермионе всегда было интересно и даже чуть странно, как люди могут восторгаться такой вещью, как мужской фаллос. Но глядя на него сейчас (такой великолепный, большой, гладкий и твердый), вдруг поняла, что это самое прекрасное из когда-либо виденного ею. И это то, в чем сейчас она отчаянно нуждалась: немедленно, полностью так глубоко, как только можно. Снова откинувшись назад, она выгнула спину, и в гостиной раздался глубокий стон желания.
Терпеть дольше он уже не мог, это было выше его сил. Люциус и так ждал бесконечно долго, мучая и дразня их обоих, и теперь, пристально глядя вниз на это изящное существо, раскинувшееся на столе для него с затуманенным от жажды лицом, со вздымающейся грудью, и раздвинутыми для него бедрами, понял, что эта женщина должна, наконец, стать его. В последний раз скользнув глазами по ее телу и лицу, он слегка потер головкой члена клитор и опустился ниже.
Остановился у самого входа. Повернув голову, Гермиона встретилась с ним глазами. И тогда Малфой толкнулся внутрь, заполняя ее целиком и полностью.
Неземной низкий стон сорвался с губ, но он не отводил взгляда, продолжая пристально смотреть на нее. Глаза Гермионы расширились, и рот невольно распахнулся в немом крике, когда она осознала.
«Наконец! Наконец, мы связаны! Всем мыслями, душами и телами»
Какое-то время оба не двигались, но Гермиона чувствовала, как жарко пульсирует в ней его возбужденный член, и это было прекрасно... Она чувствовала себя наполненной.
И уже скоро, когда ожидание стало окончательно невозможно, жажда вспыхнула в его глазах еще сильней, и он вышел из нее лишь для того, чтобы почти немедленно толкнуться снова. Поражаясь силе и глубине его толчков, Гермиона дрожала на столе. Продолжая двигаться, Люциус склонился к ней. Обняв за спину, Гермиона сжала его так сильно, как только могла, и ногти ее невольно впились в гладкую кожу, заставляя его стонать в восхитительной муке. И этот стон в который уже раз заставил ее внутренности свернуться. Двигаясь навстречу друг другу, оба уже не понимали, где заканчивается один и начинается другой.
Движения Малфоя становились все быстрее, глубже, и Гермиона ощутила, как начинает таять, настолько невыносимо близко он уже подвел ее к краю. Все существо сосредоточилось на этой восхитительной мужской твердости, заполняющей ее и дарующей наслаждение. Лицо же самого Люциуса казалось картиной чувственного восторга. Не отводя от нее пристального взгляда, он потребовал: