лицо, когда с такой изощренной чувственностью ласкал ее...
Огромным усилием воли Гермиона смогла вынырнуть из пучины воспоминаний. А когда наконец-то пришла в себя, то поняла, что слезы уже текут по лицу, а сама она сотрясается от горьких всхлипов. Обессилено рухнула на пол ее мысли, душа и тело испытывали муку и желание одновременно.
«Почему позволила произойти этому? Как я могла? Именно с ним Особенно с ним!»
Ответов она не знала
Этот мужчина должен (нет! обязан!) олицетворять для нее личное персонифицированное зло. Гермиона боролась с собой, пытаясь убедить себя в этой простой и непреложной истине, и все же понимала, что постепенно, шаг за шагом, начала полностью растворяться в нем. Люциус Малфой словно стал персональным наркотиком, и она знала, что это лишь самое начало зависимости.
«Мерлин, всю жизнь я ставила во главу угла логику и причинно-следственные связи, интеллект и самообладание! А теперь? Получается, я послала все к черту в поисках... чего? Обычного сексуального наслаждения? Нет же! Нет»
Гермиона знала, что все гораздо сложнее. Желание, испытываемое к этому мужчине, выходило за границы нормальной человеческой жажды. Нет, связь между ними находилась за гранью разумного. За пределами понимания. Люциус Малфой по какой-то необъяснимой причине оказался нужен весь телом, мыслями, душой... Нужен, чтобы познать некую глубочайшую тайну: а кто такая она сама? Какая она? И чего хочет на самом деле?
Но что же тогда с Роном?.. Тот факт, что она по сути дела, обманула его, не беспокоил совершенно. Гермиону удивляло, что она не чувствует ни капли раскаяния, сожаления или вины. В ней вдруг возникли две Гермионы: одна лежала на столе, наслаждаясь запретными ласками, другая вот-вот придет домой, сядет ужинать и даже ляжет с Роном в одну постель. Это ощущение пугало и завораживало одновременно.
«Интересно, что можно узнать, вывернув наизнанку вас?» висел в воздухе вопрос Люциуса.
«Что ж, сегодняшний день принес много открытий. Но как же хочется еще больше»
Гермионе снова подумалось, что познавая Люциуса Малфоя, познает и саму себя.
«И что, спрашивается, теперь с этим делать?»
Вспомнив, что уже совсем поздно, она собралась и направилась домой.
Войдя в квартиру, увидела Рона, сидящего на диване с обзором квиддичных матчей в руках. Милого, родного Рона, который даже сумел разогреть себе вчерашний ужин, и сейчас радостно приветствовал ее. Коротко кольнуло чувство вины, но почти сразу прошло. Гермиона чмокнула слегка недоумевающего бойфренда в макушку и направилась в спальню, переодеться.
А раздеваясь, снова вдруг почувствовала запах Малфоя, и воображение тут же подбросило картинку: Люциус склонился над ней и чувственно дотрагивается, пока она почти кричит от наслаждения. Живот тут же скрутило судорогой желания. Она откинулась на кровать и быстро опустила руку. Вставила два пальца, как можно глубже, будто в бреду осознавая, что совсем недавно в этом сокровенном месте находилась именно его рука. Лицо Люциуса тут же возникло в голове, и, опустив вторую, нашла клитор. Отчаянно стремясь к пульсирующей кульминации, Гермиона исступленно ласкала себя двумя руками одновременно. Да! Блаженная эйфория уже совсем скоро охватила тело, и лицо Люциуса, как обычно стояло перед глазами, когда она выгибалась и дергалась на их с Роном кровати, снова не ощущая ни стыда, ни вины за происходящее. Лишь чистое незамутненное блаженство То, что она делала со своим телом, могло дать лишь короткую отсрочку, и Гермиона знала, что этого катастрофически мало. Она уже в который раз задала себе вопрос: как же дожить до понедельника?
Ненадолго успокоив тело, ведьма подумала о самом главном открытии сегодняшнего дня: Распределяющая Шляпа могла отправить Люциуса Малфоя в Гриффиндор. Сей факт был совершенно непонятен, но Гермиона осознавала его невероятную важность.
В конце концов, тогда Люциусу было всего одиннадцать. И даже если мысль лишь мелькнула в процессе распределения, то Шляпа, должно быть, что-то увидела в том мальчике, что-то храброе и благородное.
«Благородный Малфой? Мда звучит почти смешно».
Гермиону охватила глубокая печаль, когда подумала, что этот человек прожил жизнь истинного слизеринца. Совершенно далекую от духа факультета Гриффиндор.
«Что же произошло с ним? Когда и почему утратил юный Люциус ту крохотную искорку, увиденную Шляпой? И осталось ли еще хоть что-нибудь от этой искры?»
Утверждение Кингсли, что Люциус Малфой сильно изменился, казалось похожим на правду.
«А что насчёт моих выводов?»
Гермиона глубоко вздохнула, противоречивые мысли и чувства, испытанные сегодня, порядком утомили.
Несмотря на моральную и физическую насыщенность их первой встречи, стало ясно, что загадка по имени Люциус Малфой не разгадана ни на йоту и стала еще сложней
Она медленно поднялась с кровати. Пора было возвращаться в обычную жизнь.
Выходные шли, и Гермиона лишь удивлялась, как ей удавалось поддерживать некую ауру нормальности в отношениях с Роном. Изнывая от постоянного, горячечного до боли возбуждения, она даже занялась с ним любовью. Как оказалось, напрасно Так ничего и не испытав, Гермиона впервые ощутила отвращение к его телу. Молча лежала, глядя, как он одевается, и мысленно сравнивала его с обнажённым Люциусом, каким представляла его себе. Сравнения оказались не в пользу Рона