Прошу тебя не спеши. Не стоит спешить с такими сложными вопросами.
Ох же Прости-прости, я не это имела в виду. И не хотела тебя обидеть. Я не прошу спешить, просто хочу, чтобы ты знал: мы с тобой легко сможем сосуществовать с другими людьми, а не только друг с другом. И я верю, что это так, даже если сейчас такой поворот событий и кажется тебе нереальным.
Странное
ощущение Малфой взглянул на нее с любопытством. Несколько лет назад, да что там лет, даже несколько месяцев назад, если бы кто-нибудь, будь это кто угодно, осмелился указывать мне, что делать, я бы не раздумывал и мгновенно приложил бы к его шее свою палочку, угрожая заклять чем-нибудь страшным.
Ответом на столь категоричное заявление стал не менее любопытный взгляд Гермионы.
«Нет все-таки он очень сложный, но и необыкновенный человек И я по-настоящему очарована им».
Она вдруг повернулась и, подняв ногу и перебросив ее через Малфоя, без единого слова уселась к нему на колени. Продолжая молчать, Гермиона рукой скользнула в карман его мантии и нашла там то, что хотела найти. Его волшебную палочку. Люциус нахмурился в замешательстве, но позволил взять себя за руку и обернуть вокруг палочки пальцы. Продолжая удерживать его руку, Гермиона медленно подняла ее и поднесла кончик к своей шее, чуть ниже подбородка. Оба молчали, только дыхание стало глубоким и прерывистым.
А теперь, Люциус? Что теперь? спросила наконец Гермиона.
Малфой сузил глаза. Сидя на коленях, она чувствовала его возбуждение, сомнений в этом не было. Но внешне он по-прежнему оставался удивительно спокойным.
А когда заговорил, голос его прозвучал глухо и отрывисто:
Нет все-таки ты самая необыкновенная женщина, которую я знаю.
Гермиона слегка отклонила голову назад, словно бы подставляясь его палочке еще сильней.
Это ты делаешь меня такой и поразилась, как низко и чувственно прозвучал собственный голос.
Продолжая смотреть ей в глаза, Люциус задумчиво (так, будто говорил сам с собой) произнес:
Ты настолько необычная, настолько завораживающая, что теперь я даже боюсь рисковать и наделать каких-нибудь ошибок Боюсь снова оказаться в Азкабане ведь это будет означать разлуку с тобой. А я уже не смогу жить без тебя
Он медленно убрал палочку от ее шеи и опустил чуть ниже. Гермиона не сводила глаз с его лица, но почувствовала, как в одежде что-то меняется, и посмотрела вниз. Пуговички блузки расстегивались сами собой, постепенно приоткрывая тело. Уже скоро та распахнулась, и грудь Гермионы осталась лишь в бюстгальтере. Дышать стало еще трудней, кожа начала гореть, а вслед за нею, казалось, и воспламеняется все тело, желая прикосновений Люциуса.
С непроницаемым выражением лица тот поднял глаза, но так и не дотронулся. Это сводило с ума, и она не выдержала, тихонько застонав и снова запрокинув голову назад. Малфой едва заметно шевельнул палочкой еще раз, заставив Гермиону ощутить, как расстегнулся на спине лифчик.
Теперь она жаждала только одного: поскорей почувствовать на себе его руки. И поэтому послушно позволила стянуть с плеч одежду, снимая которую Люциус задел рану на забинтованной до сих пор ладони и негромко зашипел от боли. Взгляд Гермионы тревожно метнулся к его лицу, но Малфой успокаивающе качнул головой.
Раздевшись, Гермиона прикрыла глаза и замерла в ожидании, когда вдруг почувствовала, как покалывание, похожее на легкий удар током, заставило соски пульсировать. Ничего не понимая, она резко втянула в себя воздух, но ощущение покалывания не проходило, оно становилось лишь сильней. И это невероятно возбуждало.
Волшебница распахнула глаза и посмотрела вниз. Причина теперешнего состояния оказалась очевидной: Люциус наставил на ее грудь волшебную палочку и едва заметно кружил ею от одного соска к другому. А потом поднял взгляд на Гермиону и лукаво улыбнулся. Та улыбнулась в ответ.
Сегодня они впервые использовали в любовных играх магию. Никогда еще ни Люциус, ни Гермиона не делали этого, словно опасаясь, что волшебство, вмешавшееся в физиологию, каким-то образом нарушит полноценность их слияния, как-то принизит значение той чудесной близости, что всегда случалась между ними. И только теперь, когда прошли долгий путь, когда открылись друг другу целиком и полностью, обнажив один перед другим даже самые темные глубины своего «я», они могли позволить своей истинной, магической сущности дополнить мир их любви.
Люциус поднес палочку чуть ближе, и возбуждающее покалывание стало еще немного сильней, теперь оно напрямую отдавалось в уже пульсирующий клитор. Ощущение это было новым и невероятно приятным, но вот беда, Гермиона знала, что никакая (пусть и самая замысловатая) магия не сможет заменить ей прикосновение его рук, его губ, тела. И потому взмолилась:
Хватит Дотронься до меня, Люциус. Сам! Прошу тебя прикоснись же ко мне.
Ухмылка Малфоя стала еще шире.
Как скажешь, дорогая. Я всего лишь хотел, чтобы ты знала: моя волшебная палочка никогда не причинит тебе боли он качнул рукой в последний раз, и Гермиона не удержалась от
стона. И может использоваться только для того, чтобы доставить все новое и новое наслаждение