Он прикрыл веки и перевел дыхание.
А потом уже в битве за Хогвартс, понял одно: хотя я и потерял все, что можно (свое достоинство, самооценку, свои убеждения), но должен сохранить хотя бы последнее, что у меня есть. Семью, сына. Все остальное оказалось забытым, и я не мог думать ни о чем, кроме их спасения. Это было единственным, что осталось у меня своего И этим я обязан тебе.
Люциус снова посмотрел ей в глаза, и в его собственных что-то подозрительно
блеснуло.
Ты же понимаешь, что по большому счету, я не заслуживаю тебя.
По лицу до сих пор молчавшей Гермионы ручейками текли слезы.
«Господи После вчерашнего я не думала, что можно зайти дальше. Но мы сумели...» она чувствовала, что потрясена его признанием. Потрясена этим откровенным обнажением души.
Время шло, но они его не замечали. Лишь смотрели друг на друга в обволакивающей тишине гостиной. И, казалось, что это уже длится вечность.
Наконец Гермиона подошла ближе и потянулась ладонью к его щеке немного влажной непонятно от чего. Люциус выглядел как человек, с трудом сбросивший с плеч неимоверно тяжкий груз, нести который он страшно устал.
Прости Мне очень жаль
Слова его прозвучали тихо, но настолько искренне, что заставили Гермиону резко вдохнуть, будто задыхаясь. Она изо всех сил пыталась удержаться на ногах и не смогла: слегка покачнувшись, шагнула к Малфою еще ближе и обняла за шею.
Не произнося ни слова, она прижалась к нему, крепко-крепко, будто пытаясь поделиться силами. И он обнял в ответ, тоже прижимая ее к себе. Они еще долго стояли так: обнявшись, в пустой комнате, значившей для них так много.
А потом Гермиона подняла к нему лицо и посмотрела в глаза, серый взгляд которых казался ей сейчас самым родным на свете.
Займись со мной любовью, мягко прошептала она.
Ошеломленный этой просьбой Малфой стушевался, не выдержав подобного всепрощения.
Люциус, голос Гермионы был тих и нежен. Я прошу тебя. Это нужно нам обоим, маленькая ладошка еще раз коснулась его щеки.
Как ты можешь?..
Тс-с-с Гермиона приложила палец к его губам, но увидела во взгляде молчаливое согласие.
Люциус взял ее за руку и уже повернулся, чтобы вывести их отсюда, когда она удержала его. На лице Малфоя мелькнул вопрос.
Здесь. Я хочу, чтобы ты взял меня здесь
Нахмурившийся и озадаченный, Люциус пристально вглядывался в ее глаза, пытаясь понять эту непростую, но невообразимо прекрасную молодую женщину. Которая приняла его, какой есть, и стала для него целым миром. Отрицать это было бы смешно. Потому что он (немолодой, циничный, битый жизнью мужик с кучей пороков) совершенно искренне сдался на ее милость. Навсегда.
Их поцелуй стал самым нежным из всех поцелуев, что были между ними до этой минуты. Поначалу еле коснувшись друг друга губами, уже скоро они упивались теплой сладостью ртов, лаская, пробуя, вкушая один другого. И это так отличалось от того, что произошло между ними вчера, что Гермиона с трудом узнавала их. Казалось, что сейчас, в этой пустой ободранной комнате, целуются совершенно другие люди.
«И все-таки, это мы» упрямо подумала она и потянулась к поясу его халата.
Они неспешно и осторожно раздевали друг друга, не используя магию и откровенно наслаждаясь каждым кусочком возлюбленной плоти, открывающимся им при этом понемногу.
Теперь они были обнаженными, одежда небрежно брошенным комком лежала где-то там, на полу. Так и стояли: голые, прислонившиеся теплыми телами и будто слившиеся, будто сплавленные, проникающие один в другого. Почувствовав нетерпение Люциуса, она обвила пальцами напрягшийся член и принялась едва ощутимо ласкать его. Малфою хватило и этого: со стоном опустив Гермиону на пол, прямо на скинутую одежду, он тотчас перевернул ее на себя, словно отдаваясь в полную власть. И глядя на него сверху вниз, она хорошо понимала, почему Люциус сделал это. Почему ему нужно это, особенно сейчас. В этой комнате. После вчерашнего вечера. Гермиона наклонилась и поцеловала его, слушая ответный стон, словно музыку.
Оторвавшись от его губ, она скользнула вниз, ненадолго останавливаясь, чтобы лизнуть соски. Зашипев, Малфой втянул в себя воздух, а она коварно продолжила опускаться, пока наконец не достигла жесткого напряженного члена, соблазнительно покачивающегося перед глазами. Рука невольно потянулась к нему, а вслед за рукой и язык, которым она осторожно коснулась самого кончика. Потом Гермиона опустила голову ниже, вбирая в себя мужскую плоть все больше и больше. Этой прекрасной пытки Малфой не выдержал и снова застонал в тишину пустой комнаты. И, пожалев его, Гермиона не стала продолжать Она отступила. Остановилась. А потом подняла на него глаза.
Хочу, чтобы ты был на мне... Хочу тебя сверху!
Ее слова стали еще одним шоком. Люциус был ошеломлен и не верил в услышанное: эта женщина настаивала на его доминировании именно здесь, в той самой комнате, которая была свидетельницей вселенского позора Люциуса Малфоя его унижения. На долю секунды он напрягся, уставившись ей в глаза. Напрасно. Потому что искренность Гермионы (ее красота, ее страсть) все это сводило с ума, переполняя безграничной