Тяжело и громко дыша, какое-то время они не размыкали объятий, но потом Малфой скатился и лег на спину, молча уставившись в звездное небо. С губ обоих в уже холодном ночном воздухе слетали чуть заметные облачка пара. Повернувшись на бок, Гермиона устроилась рядом и положила голову ему на плечо. Так они и лежали довольно долго, пока Люциус в итоге не заговорил:
Ты же понимаешь, что все это значит, не так ли?
Не осознавая, что он имеет в виду, Гермиона промолчала. Хотя голос Люциуса, прозвучавший сейчас серьезно и даже обреченно, заставил ее напрячься.
Я только что использовал непростительное заклятие. Для меня это может означать лишь одно пожизненное заключение в Азкабан.
От ужаса, охватившего от этих слов, Гермионе показалось, что сердце только что безжалостно выдрали из разорванной груди. Рот моментально пересох, а сознание будто онемело от ощущения неизбежно надвигающегося кошмара. Кошмара, спасения от которого она не видела. В голове же билось лишь одно:
«Почему?!! Почему он не сказал мне об этом раньше?»
Быстро поднявшись, она села и, обернувшись, заглянула Малфою в лицо.
Но подожди Люциус. Они же Ты уверен, что они смогут узнать? Откуда? Мы же никому не расскажем! И вот увидишь: все будет хорошо. Я обещаю тебе все будет в порядке. Никто не узнает! последнее она уже отчаянно выкрикнула, успокаивая не только его, а больше саму себя. И пытаясь заглушить этим страшный животный ужас, медленно, но верно переполнявший душу.
Ты же знаешь: министерство контролирует незаконное применение магии. А уж меня и мою палочку они контролируют однозначно, голос Люциуса прозвучал совершенно спокойно, даже как ни в чем не бывало.
Не в силах бороться с затопившей паникой и ощущая внутри какую-то страшную и необъяснимую боль, Гермиона не выдержала и зарыдала.
Нет! Это же была самооборона На самом деле! Это же можно доказать. Он напал на нас, бросился на тебя с ножом. Наши жизни были в опасности! Какой суд посмеет упрекнуть тебя в этом?
Пойми, Круциатус я использовал уже позже. И не потому, что нашим жизням угрожала опасность, а потому, что этот урод взбесил меня своими словами, касающимися тебя. Я не должен был применять Непростительное. Не имел права. Ты же сама понимаешь это, Люциус протянул руку и погладил ее по волосам, по-прежнему оставаясь удивительно спокойным. В любом случае, даже самооборона не может служить оправданием для использования Круцио на магле. У нас, волшебников, всегда есть альтернатива для этих простецов. На это мне обязательно укажут. И будут правы.
От ощущения неудержимого отчаяния Гермиона окончательно потеряла над собой контроль и заплакала еще сильнее:
Зачем? Почему тогда ты это сделал? она, конечно же, не обвиняла его, лишь хотела понять. Хотела услышать, как сам он объяснит то, что произошло.
Малфой долго молчал, по-прежнему уставившись в звездное небо, но потом наконец ответил:
Потому что я тот, кто я есть
Она взглянула на него.
Нет! Это не так Просто ситуация сложилась таким образом, что ты проявил именно эти черты своего характера. Тем более что тот мерзавец специально спровоцировал тебя. И любой нормальный человек сможет это понять. Любой! И они тоже должны понять, почему ты так поступил. У членов Визенгамота тоже есть любимые, есть дочери и жены!
Да, но согласись, на самом деле это было не обязательно. И оказалось ярким проявлением того, что жестокий и злобный Пожиратель смерти все еще жив во мне, Гермиона. Я никогда не смогу избавиться от него полностью. Никогда. Да ты и сама видела это. Я же заметил, как ты смотрела на меня тогда, Люциус снова потянулся и мягко погладил ее по щеке и волосам.
Конечно, видела! И гордилась тобой. Восхищалась. Потому что люблю тебя таким, какой ты есть. И принимаю таким, какой ты есть! заплакав еще сильнее, чем раньше, она снова опустилась на землю и уткнулась лицом ему в плечо.
Люциус приподнял ее голову ладонью, и во взгляде его светилась в этот момент откровенная нежность.
Спасибо он отер пальцем очередную слезу, что катилась по щеке Гермионы, и коснулся губ поцелуем. Глубоким. Искренним. А потом, когда отстранился, крепко прижал ее к себе и произнес так просто, но и так многозначительно для них обоих: Давай уже направимся, наконец, домой
Сердце Гермионы отчего-то снова замерло. И это «отчего-то» было очень похоже на счастье, пусть и совсем неуместное в этот момент.
Малфой же снова достал свою палочку и аппарировал их обоих в поместье. Домой.
32. Агония
Очутившись в холле мэнора, они сразу же поднялись в спальню и начали раздеваться. Ни один из них не произнес ни слова. Да и не нужны им были сейчас никакие слова. Сняв с себя одежду, Гермиона глянула на Люциуса, и сердце болезненно кольнуло: его лицо стало сейчас не просто напряженным, оно казалось окаменевшим. Страх, отчаяние и боль сквозили в каждой черточке. В каждой морщинке, вдруг резко проявившихся у глаз и вокруг крепко сжатых губ. Тяжело и рвано дыша, Малфой бросил свою палочку на низенький столик, за которым они обычно ужинали, и Гермиона, машинально взяв ее в руки, принялась бездумно рассматривать.
«Как обидно, что эта маленькая хрупкая вещица может стать для нас источником таких огромных проблем! Неужели нельзя ничего сделать?»