Но тут лицо моей милой Никель меняется. Зрачки сужаются, взгляд прямой, сосредоточенный, без намека на нежные эмоции. Щеки теряют цвет, линия скул становится резче. Она держит телефон мертвой хваткой суставы побелели, кожа натянулась. Я ничего не говорю, но внутри включается тревога. Не от страха. Это внутренний голос, который я упорно привык заглушать, когда дело касается Никель.
Пообещай мне только одно, шипит она в трубку. Держись подальше от Аурума!
Из динамика идет частотный выброс. Не фоновый шум, а направленный импульс с внешней модуляцией, как при включении антенны с высоким коэффициентом усиления. Следом пульсация с рассыпавшейся фазой. Слежу за потоком: сигнал скачет между диапазонами. Я перевожу взгляд на Никель.
Почему? кричит Ника так громко, что с ближайшей крыши срывается стая воробьев.
Никель не отвечает. Она сбрасывает вызов и, не колеблясь, швыряет коммуникатор за перила. Я инстинктивно кидаюсь за ним. Аппарат в последний раз вспыхивает фосфорно-зеленой молнией и врезается в асфальт. Не сомневаюсь, что он пробил земную кору до самого ядра.
Я знаю физику, разбираюсь в химии, моделировал гравитационное линзирование и рассчитывал процессы термоядерного синтеза внутри звезд. Уравнения Эйнштейна, бозон Хиггса, парадокс Ферми все это мне понятно. Но ее выражение лица я не в силах расшифровать. Ни одна формула не объясняет, почему рядом с любовью всей моей жизни мне сейчас стало так жутко.
Глава 26. В чем сила, Крат?
Подхватываю Пухлю, передаю Раду коммуникатор и, не оглядываясь, иду прочь из лаборатории. Знаю, что он простит мне ребячество и сам завершит сессию связи. Лицо горит, ладони сомкнулись в кулаки. Мы, значит, жертвуем маскировкой корабля, рискуем жизнью, нарушаем устав академии, а она бросает трубки! Даже про родителей не дала мне ничего расспросить! Ей бы приоритеты расставить.
Я брожу по станции какое-то время, раздумывая о несостоявшемся разговоре с Никель, и только после открываю дверь к себе
Вы шутите?
Комната занята.
На кровати сидит Селен. На полу, рядом с моим рабочим местом, разлеглась Тантал ее полосатый тигриный хвост вытянулся вдоль ковра, уши навострились. У стены Лант покрепче перетягивает шнурки на термобутсах. Кислород тейпирует колени, смотрит на меня исподлобья.
На всех спортивная форма. Укороченные термокуртки, эластичные штаны со встроенными стабилизаторами суставов. Светоотражающие вставки по бокам. Цвета яркие, контрастные, с гербами факультетов.
Пухля вздыхает у меня на руках. Я делаю глубокий вдох тоже.
Только не говорите мне, что мы идем на спорт.
Селен улыбается.
Станция выходит на орбиту планеты малого радиуса В-612, в зашифрованных базах она проходит под неофициальным названием «Ошибка Маленького Принца».
Звучит несерьезно, бурчу я.
Физики не спорят с поэтами, нам нечего делить. Селен пожимает плечами.
В комнату просачивается Радий. На нем уже красуется униформа судьи, на шее свисток. Когда моя спальня успела превратиться в штаб фанатов активного отдыха?
Он поправляет воротник, и я сразу вижу: ему не терпится поделиться парой научных наблюдений о геофизике упомянутой планеты.
Уже рассказали Нике о посадочном пункте? с восхищением спрашивает он.
Все отрицательно качают головой.
Поверхность силикатно-углеродистая, диаметр меньше двухсот километров, говорит он. Его глаза светятся, а в голосе звучит возбуждение, которое у него всегда появляется,
стоит заговорить о науке. Гравитации хватает, чтобы техника оставалась стабильной, да и Патронум нас здесь не поймает. Планета на вытянутой орбите, за пределами их основного сканируемого сектора. Но даже если Патронум нас отследит и начнет посадку, искаженный поток даст нам время среагировать и уйти в маскировку.
Лантан усмехается:
Это наш выездной стадион. А матч всегда становится сюрпризом. Ника, ты пропустила оповещение на своем хронокомпасе?
Естественно, уныло отвечаю я.
«Хаос-Вектор» готовится к посадке, слышим мы голос Вольфа по громкоговорителю.
Селен первой вскакивает с кровати, достает из спортивной сумки униформу с логотипом факультета «металлов» и бросает мне. Кислород подтягивает наколенники, Лант поднимается, вытаскивает из рюкзака незнакомый мне инвентарь.
Пятеро на поле, трое в запасе. Проекционные сетки я взял.
Ребята воодушевленно переглядываются. Видно, что никто не ожидал, что матч состоится в ближайшее время, но в глубине души каждый надеялся на это.
За дверью слышен хаотичный топот: кто-то бежит за формой, кто-то за модулем питания. У них будет все, как положено: таймер, счет, голографическая разметка, даже плакаты и флаги факультетов.
Когда мы сходим с борта, первое, что я чувствую, запах. Пыль с примесью железа, легкий шлейф минералов, вступивших в контакт с влагой, запах напоминает атмосферу после грозы.
Я не помню, когда в последний раз ступала на твердую почву. Пухля чихает от пыли, но интересуется происходящим. Из трещин в камнях поднимается туман. В свете прожекторов корабля он начинает переливаться фиолетовым и бирюзовым оттенками. Ближе к центру кратера цвет становится почти малиновым.
Туман течет по скалам, обволакивает камни, скользит по склонам и уходит в низины. Под ногами огромные кристаллы прозрачные, с неровными причудливыми поверхностями. Они хрустят под подошвой, а их изломы блестят, как лед.