Когда Люциус опять наклонился к шее Гермионы, она обняла его, лаская лопатки и спину. И он снова и снова целовал ей шею и грудь, что-то шепча о том, насколько она чудесна. Затем Люциус слегка вышел, а потом снова толкнулся обратно. Ощущение было сродни удару электрического тока. Гермиона выгнула спину и вцепилась в его кожу ногтями, явно желая большего.
Он снова слегка укусил ее и крепко сжал бедра, прижимая их стене. Эндорфины и паника оказались прекрасным сочетанием: Гермиона просто проваливалась в какую-то бездну, когда Люциус наконец начал двигаться. Бессознательно она ободряюще застонала: наслаждение, готовое охватить ее, казалось волшебным. Люциус вздрогнул, Гермиона почувствовала, как член его увеличивается еще больше это было неопровержимым знаком кульминации и упала наконец в пропасть чистейшего блаженства.
Когда, тяжело дышащие, они съехали на пол, Гермиона поняла, что она липкая, голая и очень уставшая. А еще проваливается в сон: прямо здесь, с таким же голым мужчиной, все еще продолжающим поглаживать ее. Конечности покалывало от напряжения. Она уснула, надеясь, что скоро проснется и успеет уйти до того, как Люциус Малфой поймет, кто же она такая.
Утренний свет уже щекотал ее лицо, и, не готовая проснуться, она отвернулась. И поняла, что тело еще болит, с внезапной тревогой вспомнив прошедшую ночь. Гермиона лежала в постели одна это Люциус перенес ее? а рядом пристроилась записка.
"Дорогая мисс Грейнджер,
Или я должен звать вас Гермионой после всего? Несмотря на призошедшее, должен извиниться перед вами. И особенно... готов извиниться за то, что столь нецивилизованно взял тебя у стены.
Прими мои поздравления с повышением,
Люциус".