Мы идем уже но парку. Девочка заглядывает мне в лицо, размахивает сеткой, на нас поглядывают с улыбкой.
Не скажите кому-нибудь, что Танечка хорошая! беспокоится Венера. Она меня совсем испортила! Я не понимала, что такое муж, что такое жена она мне рассказала! Я не понимала, что такое изменить можете представить, она мне все рассказала! Я не понимала, что такое идиётка! Всему, всему она меня научила! Для меня мальчик как брат, а девочка как сестра! Может быть, вы думаете, что и для нее так же? Для нее мальчики кавалеры, можете себе представить? Ты, говорит, влюблена в Костю, а я люблю Валеру! Все о мальчиках, все о мальчиках, это ужас! Раньше я, говорит, любила Костю, а теперь Валеру! Ну, не глупые это разговоры?! Она меня совсем испортила! Если пойдем в кино, она мне рассказывает такие вещи, что я даже пересказать не могу, потому что это неприлично говорить! Можете себе представить, в последний раз я порвала билеты, только чтобы она меня не портила! Я, говорю, лучше в кино не пойду, чем ты меня будешь портить! И порвала билеты!
Когда Венера роняет термосы, я не удивляюсь рано или поздно это должно было случиться. Она бросается на колени, вытаскивает из сетки термосы, трясет их внутри моего позвякивает.
Вы не можете себе представить, горячо говорит она, как я огорчена! Лучше бы я свой термос сломала!
Ну, ничего
Нет, нет, не говорите так, я никогда себе этого не прощу!
Ну, что уж там!
Лучше бы я разбила у мамы сервис, вы верите мне?!
Конечно.
Лучше бы я сервант разбила, такое у меня чувство!
Минуты две она безутешна. Потом задумывается и спрашивает меня:
Как по-вашему, Танечка честная девочка?
Не знаю.
Венера качает головой:
Она актерка, вот что я вам скажу! Я, говорит, так люблю бабушку и дедушку, что даже если бы они меня избивали и убили, я бы всё равно любила их! Вы слыхали когда-нибудь такое?
Разве это плохо так любить бабушку и дедушку?
Что вы говорите! Это же одни слова, одни красивые слова то, что она говорит! Вы понимаете? Это лживые олова, вот что я вам скажу! А я этого терпеть не могу, потому что я люблю честные слова я слово на море не бросаю! А она бросает слова на море! Вы понимаете теперь, что это за девочка?!
Когда мы подходим к щеточнику, она говорит озабоченно:
Только вы этого, что я вам сказала, Танечке не рассказываете, хорошо? Я это рассказала только ради вас, чтобы вы не позорили себя, не сказали кому-нибудь, что Таня хорошая девочка.
Она хочет обязательно, чтобы первая пила я, и все время, пока я пью, смотрит на меня горячо-преданными глазами.
Божок
В семье Софьи Борисовны Яблонской эта фигурка считалась чем-то вроде амулета. Когда-то ее привез из заграничного плавания дед и утверждал, что она спасла ему жизнь.
Редкие из гостей не обращали вникания на божка. Даже Андреева Анна Донатовна, искусствовед, много лет собиравшая коллекцию малой скульптуры востока, заинтересовалась коричневой фигуркой.
Забавная вещица, очень одобрительно сказала она, поглаживая выпуклые плечи божка. Вы бы не хотели ее продать?
Нет, нет, твердо и даже обиженно отклонила предложение Софья Борисовна.
Ну, нет, так нет, сказала гостья, еще раз ласково проведя пальцами по глубоко вырезанный векам полуприкрытых глаз, по складкам одежды, спадающим с плеча. И занявшись деловым разговором с мужем Софьи Борисовны, больше на божка уже не смотрела.
Гостью оставили ужинать. За столом всех смешила дочь Яблонских, четырехлетняя Таня. Она декламировала стихи о каких-то мартышках:
Проводив гостью, Яблонская еще рае тщательно вытерла замшей полированную фигурку божка.
Через год началась война. Муж Яблонской погиб в первые дни. Софья Борисовна с Таней оставались в Ленинграде. Зимой ослабшая девочка заболела. Она лежала странно-тихая, странно-сосредоточенная. Все, что еще чего-нибудь стоило в голодном Ленинграде, было продано, выменяно. Тогда Софья Борисовна вспомнила про божка. Слышала она, что к Андреевой приезжал раза два сын, командир эсминца. Может быть, он привозил какие-нибудь продукты. Идти к Андреевой было немыслимо далеко, и все-таки Яблонская решилась.
В квартире Андреевой оказалось неожиданно многолюдно у нее жила семья эвакуированных из-под Нарвы. У маленькой железной печурки сидели несколько укутанных женщин. У всех были темные исхудавшие лица. Сама Андреева тоже была темная и очень постаревшая. Софья Борисовна сидела обессиленная, не раздеваясь, уже ни на что не надеясь, жалея, что потратила столько сил, чтобы добраться сюда. Все-таки она предложила божка.
Какие теперь божки! развела руками Андреева.
Да, конечно, согласилась Софья Борисовна и долго еще сидела, страшась вернуться домой с пустыми руками.
В передней она все же не выдержала. Клонясь куда-то к рукам Анны Донатовны, умоляла помочь не ей, больному ребенку.
Вы же видите мы все едва живы, глухо говорила Андреева.
вообще ни на кого не смотрела. Га-ад, где ты? Иди сюда, гад!
Ну чего тебе? глухо отозвался из-за людей маленький обозленный мужик.
Гад, идет наш трамвай!