Дэш смотрел на него, и его собственное сердце сжималось от смеси противоречивых чувств. Он ненавидел этого человека, ненавидел все, что он представлял. Но сейчас, видя его неподдельную тревогу, его отчаяние, он не мог не признать Сент-Джон действительно беспокоится о Вивиан. Возможно, даже любит ее? Мысль была настолько неожиданной, настолько нелепой, что Дэш тут же отогнал ее. Но что-то в выражении лица этого аристократа, в его голосе, в том, как он произнес ее имя, что-то заставляло его сомневаться.
Она в Нью-Йорке, сказал он наконец глухо, нарушая данное Вивиан слово, но подчиняясь какому-то более сильному, внутреннему импульсу. Кажется, пытается устроиться в «Нью-Йорк Джорнэл». Пишет о светских раутах.
При этих словах на лице Николаса отразилось такое неподдельное изумление, что Дэш невольно усмехнулся. Вивиан Харпер и светская хроника? Это было еще невероятнее, чем его собственный визит на кухню миссис ОМэлли или их совместное лазание по подземным тоннелям.
Светских раутах? переспросил Николас, словно не веря своим ушам. Его брови изумленно поползли вверх. Мисс Харпер? Вы уверены?
Так она написала, пожал плечами Дэш, чувствуя, как напряжение немного отступает. Он даже позволил себе легкую усмешку. Хотя, зная ее неуемную натуру и страсть к приключениям, я бы не удивился, если бы под прикрытием описания очередного благотворительного бала она уже раскапывала какой-нибудь новый заговор или выводила на чистую воду очередного нью-йоркского воротилу. Она не может жить без этого, Сент-Джон. Это у нее в крови.
Николас медленно кивнул, его взгляд снова стал задумчивым. Нью-Йорк. Светская хроника. Это было так не похоже на Вивиан. Но, возможно, именно это ей сейчас и нужно смена обстановки, безопасная, скучная работа, подальше от опасностей Бостона. Подальше от него.
У вас есть ее адрес? спросил он, и в его голосе уже не было прежней тревоги, лишь деловая собранность.
Дэш колебался. Сказать? Или нет? Вивиан просила его молчать. Но Сент-Джон он выглядел таким потерянным. И он, черт возьми, спас ему жизнь.
Есть, сказал он наконец. Но я не дам его вам, Сент-Джон. Она просила. Сказала, что хочет, чтобы ее оставили в покое. И я дал ей слово.
Николас смотрел на него несколько секунд, затем медленно кивнул. В его глазах не было ни гнева, ни разочарования лишь какое-то странное, почти печальное понимание.
Я понимаю, сказал он тихо. И я уважаю ваше решение, Уиттакер. Спасибо. За то, что сказали правду.
Он поднялся, взял свою трость. Его лицо снова стало непроницаемым, но в глубине янтарных глаз Дэшу на мгновение померещилась тень благодарности? Или это была лишь игра света?
Если вы что-нибудь узнаете если ей понадобится помощь начал было Дэш, но Николас прервал его.
Я найду ее, Уиттакер, сказал он твердо. И я позабочусь о ней. Можете не сомневаться.
Он кивнул ему на прощание, так же коротко и сдержанно, как и при встрече, и, не говоря больше ни слова, вышел из кухни, его шаги, чуть прихрамывающие,
но все такие же уверенные, гулко отдались в тишине коридора.
Дэш остался один, с чашкой остывшего чая и тяжелым чувством вины перед Вивиан за нарушенное обещание. Но где-то в глубине души он знал, что поступил правильно. Эти двое они были созданы друг для друга, как бы они ни отрицали этого, как бы ни пытались бороться со своими чувствами. И он, Дэш Уиттакер, не станет стоять у них на пути. Он достал из кармана новую сигарету, закурил, и горький дым на мгновение заполнил кухню, смешиваясь с запахом лимонного кекса и бергамота.
А потом, когда кризис миновал, когда он, слабый, измученный, но уже вне смертельной опасности, начал медленно возвращаться к жизни, в больничном коридоре ее ждала леди Маргарет. Встреча была короткой, но жестокой. Мать Николаса, ледяная и несгибаемая в своем горе и гневе, обрушила на Вивиан всю тяжесть своего презрения. Она обвинила ее во всем в том, что произошло с ее сыном, в том, что он связался с «женщиной ее круга и сомнительной репутации», в том, что из-за нее, из-за ее безрассудных журналистских расследований, он едва не погиб.
Если бы не вы, мисс Харпер, ее голос, тихий, но полный яда, резал, как стекло, мой сын был бы сейчас здоров и счастлив рядом со своей невестой. Это вы, вы втянули его в эту грязь, в эти опасные игры! Вы разрушили его жизнь!
Вивиан сначала пыталась оправдаться, что-то лепетала о Рэндольфе, о книге Блэкмора, об «Atlantic Cargo», стараясь не упоминать имени Уоррена Блэквуда, боясь причинить этой гордой женщине еще большую боль. Но леди Маргарет не хотела ничего слушать. Ее горе было слепым, ее ненависть всепоглощающей. Вивиан, не выдержав потока несправедливых обвинений, в отчаянии выкрикнула:
Вместо того чтобы поддержать своего сына и быть с ним рядом, вы думаете только о репутации! Вы холодная, бездушная женщина, леди Маргарет, и мне жаль, что у Николаса такая мать!
Да как ты смеешь!.. уже не владея собой и в своем презрении переходя на «ты», леди Маргарет была на пике той ярости, которая сметала все на своем пути, она размахнулась и залепила Вивиан звонкую пощечину, от которой та едва устояла на ногах. Убирайся из этой больницы! Убирайся из жизни моего сына! Если ты еще хоть раз приблизишься к нему, я тебя засужу! Я уничтожу тебя! Я сотру тебя в порошок!