Вивиан постояла несколько мгновений на ступенях, глядя вслед удаляющемуся экипажу.
Она уже хотела было повернуться и подняться по ступеням назад, в этот сверкающий, но такой чужой ей мир, как вдруг увидела Николаса. Он, должно быть, видел, как она провожала тетушку, потому что теперь он сам медленно спускался по этим же широким ступеням парадного крыльца, направляясь к ней. Опираясь на элегантную трость из черного дерева с серебряным набалдашником, он двигался с какой-то новой, непривычной для него осторожностью. И только теперь, когда он был так близко, когда свет от уличных фонарей падал на его фигуру, она отчетливо увидела, что он хромает. Это не была легкая, едва заметная хромота каждый его шаг, особенно на спуске, давался ему с трудом, и трость служила ему явной опорой, облегчая движение. Для Вивиан, помнившей его упругую, кошачью походку, это зрелище было как удар под дых.
Ее глаза наполнились слезами жгучими, непрошеными. Воспоминания о той страшной ночи, о его ранах, о бледном, исхудавшем лице на больничной подушке все это снова нахлынуло на нее с новой, невыносимой силой. Он остановился в нескольких шагах от нее, на его губах играла ироничная усмешка.
Не правда ли, жалкое зрелище, мисс Харпер? его голос, низкий и бархатистый, прозвучал до боли знакомо, но в нем не было ни тепла, ни сочувствия лишь холодная, отстраненная насмешка. Лорд Николас Сент-Джон, наследник одного из самых знатных родов Бостона, хромающий калека. Уверен, ваша бульварная газетенка заплатила бы немалые деньги за такой снимок.
Слова Николаса, полные язвительной иронии, ударили ее не менее сильно, чем вид его хромоты. Она сделала вид, что поправляет выбившуюся прядь волос у виска,
одновременно незаметно смахивая предательскую влагу с ресниц. Затем, высоко вскинув подбородок, так, что ее гордая осанка стала почти вызывающей, она снова посмотрела на него. Голос ее, когда она заговорила, прозвучал на удивление ровно, хотя и с едва заметной, ледяной ноткой:
Что вам нужно, мистер Сент-Джон? ее взгляд был прямым и холодным, слезы жгли ей глаза, душили ее, но она не позволит им пролиться не перед этим невыносимым, жестоким человеком, которого она по своей глупости считала добрым и благородным. Зачем вы здесь? Снова решили поиграть в благородного спасителя? Или просто приехали полюбоваться на то, как я скатилась на самое дно, работая в этой газетенке, как вы изволили выразиться?
Его губы тронула легкая, почти незаметная усмешка, но глаза оставались серьезными, даже мрачными.
Вы как всегда проницательны, мисс Харпер, сказал он своим обычным, чуть насмешливым тоном, в котором, однако, сейчас слышались и какие-то новые, незнакомые ей нотки не то усталости, не то сожаления? Хотя, должен признаться, ваше нынешнее амплуа светской хроникерши меня несколько озадачило. Не ожидал от вас такой тяги к блеску бриллиантов и шелесту шелков. Я всегда считал вас женщиной более серьезных устремлений.
Мои устремления вас не касаются, мистер Сент-Джон, резко ответила Вивиан, чувствуя, как к ней возвращается ее обычная язвительность, ее защитная броня. И если вы приехали сюда только для того, чтобы поупражняться в остроумии за мой счет, то, боюсь, вы зря потратили время. У меня много работы.
Она демонстративно отвернулась, собираясь подняться по ступеням и вернуться в особняк, но его следующий вопрос заставил ее замереть.
Ваша тетушка она знает правду, мисс Харпер? Правду о том, что произошло в Бостоне? О том, почему вы на самом деле уехали?
Вивиан медленно обернулась. Его глаза смотрели на нее пристально, изучающе, и в их глубине она снова увидела ту самую боль, которую он так тщательно пытался скрыть под маской иронии.
Какую правду вы имеете в виду, мистер Сент-Джон? спросила она тихо, ее голос снова дрогнул. Ту правду, что ваша мать вышвырнула меня из больницы, как паршивую собачонку, обвинив во всех смертных грехах? Или ту правду, что вы, едва не умерев из-за меня, даже не попытались меня найти, не прислали ни единой весточки, оставив меня одну, наедине с моим горем и моим страхом? Какая из этих «правд» вас интересует больше?
На его лице не дрогнул ни один мускул, лишь желваки чуть заметно перекатились под смуглой кожей скул. Он молчал несколько долгих, напряженных мгновений, его взгляд, казалось, буравил ее насквозь, пытаясь проникнуть в самые потаенные уголки ее души. Холодный ночной ветер, пахнущий снегом и дымом, трепал ее волосы и тонкую ткань платья, заставляя ежиться, но она упрямо стояла на месте, не отводя взгляда, готовая к новой словесной дуэли, к новым уколам, к новой боли.
Николас нахмурился, его янтарные глаза потемнели, а тонкие губы сжались в жесткую линию. Его ответ прозвучал сурово, с едва сдерживаемым гневом, который заставил Вивиан невольно отступить на шаг.
Вивиан Харпер, которую я знал, не боялась ни безжалостного Рэндольфа, ни безумного Блэквуда. Она смотрела в лицо смерти и не дрогнула. Неужели вы действительно испугались слов женщины, пусть даже этой женщиной была моя мать? Неужели это все, на что хватило вашей хваленой смелости, мисс Харпер? Сбежать, поджав хвост, даже не попытавшись объясниться со мной?