«В самом деле, многие ли поступили бы так благородно и великодушно, как он?»
«И что за свежесть в этой женщине и как она хороша!» мысленно проговорил он, подъезжая к, департаменту.
X
И департамент со времени назначения Павлищева был просто неузнаваем. Прежнее сонное царство вдруг, казалось, ожило и в нем закипела захватывающая дух деятельность, точно господа чиновники со своим энергичным директором во главе вдруг решили наверстать целые годы бюрократической лени и показать всепожирающую деятельность. Все в этих высоких комнатах, где давно ли? больше занимались разговорами и куреньем папирос суетились, спешили, словно бы находясь на военном положении. Всем было «некогда», все имели возбужденный, слегка, ошалелый вид, далекий от того бюрократического равнодушие, которое говорило, что дело не волк, в лес не убежит Одним словом, в департаменте, как свидетельствовали в те отдаленные времена многие газеты, «царило оживление и кипела неустанная работа, говорившая о том, насколько вносит дух живой такая молодая и свежая сила, как недавно назначенный на видный пост директора департамента С. И. Павлищев».
После этих оптимистических строк прибавлялось следующее задушевное желание либерального автора:
«Ах, побольше бы таких образованных, энергичных, молодых сил, и, с Божьей помощью, Россия зашагает могучими шагами. Довольно нам иметь директоров департаментов, хотя и благонамеренных, но геморроидальных, косноязычных и тугоухих стариков, не всегда разбирающих нам пишут или мы пишем. Пора давать дорогу, молодым, полным жизни людям, которые сумеют внести и свет, и дух живой в наш заржавленный бюрократический механизм и отлично знают не книжные теории, а жизнь».
«оживления», его превосходительство, Степан Ильич Павлищев, и его два помощника, и все подчиненные по справедливости чувствовали себя вполне исполнившими свой долг перед отечеством и были утомлены и голодны. Особенно радовались концу занятий те маленькие чиновники, для которых «могучие шаги» газетчиков, как это ни предосудительно, не представляли ни малейшего интереса ни относительно карьеры, ни относительно увеличения оклада. И они с веселой стремительностью бросились из департамента, когда, наконец, Павлищев уехал обедать к Донону, отправив курьера к себе домой с туго набитым портфелем, в котором лежало довольно-таки будущего счастья для отечества в виде разных проектов и мероприятий из недр департамента
Павлищев сидел на своем обычном месте, за столом, у окна в общей комнате, и, проглотив маленькую рюмку померанцевой, с удовольствием закусывал свежей икрой, озирая несколько человек, так же поздно обедавших, как и он. Знакомых никого не было, и он не рассчитывал их встретить, так как знал, что большинство таких же, как он, холостых видных представителей администрации имеют свое гнездо в другом ресторане. Павлищев нарочно не ходил туда. Здесь ему казалось и приличнее, и солиднее, и не нужно ни с кем говорить, да и к кухне он привык. И в те дни, когда Павлищев не бывал никуда приглашен, он всегда обедал у Донона.
Биск или крем д'асперж? спросил пожилой татарин Ибрагим, обыкновенно прислуживающий Павлищеву.
Дайте биску
А вино?.. Ваше обыкновенное вужо?
Павлищев утвердительно кивнул головой и с серьезным видом заложил салфетку за галстук. На лице его появилось то плотоядное выражение, которое бывает у гурманов, и он словно собирался не просто обедать, а, так сказать, священнодействовать.
Когда татарин подал биск, Павлищев стал его есть не спеша, видимо смакуя и суп, и пирожки, и занятый в это время, казалось, одной едой. Несколько утомленный от дневной сутолоки и работы, он жаждал отдыха от всех этих проектов, мер и предположений, над которыми трудился вместе со своим патроном, и находил его в культе чревоугодия. По крайней мере, обед хоть отвлекал его от дел. И без того до поздней ночи придется сидеть за работою
С загоревшимися глазами накладывал он на тарелку гатчинскую форель и поливал ее пикантным соусом.
Съевши кусок дикой козы и запив чуть-чуть тепловатым красным вином, Павлищев утолил свой голод и и остальные блюда ел уже ленивее.
Когда подали кофе с fine champagne, Павлищев закурил душистую сигару, чувствуя несколько приятное и игривое настроение после вкусного обеда и нескольких стаканов вужо. Ему теперь вместо десерта хотелось бы общества веселой и хорошенькой женщины.
Образ этой пикантной блондинки Рогальской мелькал в воображении его превосходительства. Отлично бы теперь к ней поехать и сказать ей, что сегодня он докладывал министру, и сестра ее получит пенсию. То-то она обрадуется и, быть может, заплатит свой долг. «Препикантная бабенка!» мысленно подхваливал Павлищев, воспламеняясь все более и более и готовый сейчас же на рискованное посещение.
И, расплатившись за обед, Павлищев вышел из ресторана, отпустил кучера домой, а сам взял извозчика и отправился к Рогальской, веселый и радостный, как школьник.
Когда извозчик остановился у подъезда большого дома на Фурштадской. где жила Анна Аполлоновна Рогальская, Павлищев был в некоторой трусливой нерешительности. Несмотря на видимую «проблематичность» пикантной блондинки, этот визит к ней, к женщине, которую он видел всего два раза, показался теперь ему несколько рискованным и, главное, мог поставить его в смешное положение. Что, если его встретит муж и если вообще она будет не одна? Какую глупую роль он должен будет разыграть, и какие могут пойти о нем по городу слухи. Скажут, что Павлищев, директор департамента, ворвался в чужую квартиру, как какой-нибудь сумасбродный юнкер.