Ну-у, кеннаи , чего пугаться-то? развязно ухмыльнулся Латиф. Были б молоденькой, другое бы дело Тогда уж не попадайся какому-нибудь Латифу-чапани!
Да и мне-то молодой ни к чему, мягко улыбнулась женщина. Только бы с моим стариком не разлучил всевышний!
Вот это мне по душе! А дома старик?
Он к Огулай ушел. Ох, да ты, верно, не слышал, какое несчастье
Слышал, будьте покойны.
Огулай это мать Султана и Набиджана, тоже родственница, хоть и дальняя. Если Палван у нее значит и другие родственники собрались там же.
Латиф хотел было прямо туда и поехать, но, подумав, решил оставить машину дома.
Матери он тоже не застал: младший братишка сообщил, что и она отправилась к тетушке Огулай.
До ее дома всего с километр, если по главной улице, но Латиф подумал, что ближе да и вернее будет направиться садами. Он перемахнул один дувал, потом еще один и вышел к тесному дворику, обсаженному многолетними вишнями. Полоса света падала из раскрытых дверей низенького дома. Взобравшись на дувал и раздвигая прохладные на ощупь ветки вишневых деревьев, Латиф довольно долго разглядывал освещенный двор и дом. Он увидел, как Нурхон,
молодая жена Султана, подбросила углей в закипающий самовар; в полузавешенных окнах домика мелькали чьи-то головы. До слуха донесся знакомый низкий голос матери Апы.
«Чужих вроде нет», подумал Латиф и бесшумно спустился во двор. На цыпочках подкрался к Нурхон.
Ай! вскрикнула она и уронила чайник. Вечно ты так
Кто там? послышался из дверей властный окрик.
Я, Латиф, не волнуйтесь.
А, Латиф, заходи, дорогой! Палван очень любил племянника единственного сына своего давно умершего брата, любовался и гордился парнем: «Весь в меня! Такой же сорвиголова!..»
В дверях показался Султан. Сунув ему руку, Латиф шагнул в прихожую. Спотыкаясь о расставленные повсюду калоши, прошел в комнату.
Стены комнаты были увешаны не только обычными сюзане, но еще и полотенцами на колышках; это означало, что в доме лишь недавно появилась молодая невестка. На почетном месте, опираясь на подушки и разглаживая усы, восседал Палван, как всегда, подтянутый, несмотря на массивное туловище и плотную шею. Тюбетейка со сверкающими белизной узорами, будто надетая в первый раз, лихо сдвинута на висок. Рядом с ним сидела Апа.
Кроме них, в комнате находилась только Огулай. Она приткнулась в углу, напротив маленькой железной печки, в которой тлели щепки. Лица женщины не было видно она вся закуталась платком, и только худые кисти рук застыли на коленях. Во всей фигуре и позе глубокая скорбь так скорбит мать, потерявшая сына.
Огулай даже не шевельнулась, когда вошел Латиф.
Ну, как там? спросил его Палван.
Да как Латиф махнул рукой и глянул на Огулай. Заперли и конец!..
Женщина вздрогнула, уронила голову в колени, плечи ее затряслись. Не глядя больше на нее, Латиф наклонился над достарханом скатертью с угощениями. Обеими руками отломил кусок лепешки, намазал маслом. Подошедший Султан молча опустился на ковер рядом с ним.
Ну, ладно, едва прожевав первый кусок, заговорил Латиф. Что было, то было!.. Я в районе говорил со знающими людьми. Они сказали: «Если у вас будет все в порядке, то, мол, и у нас тоже».
А как же иначе! громко и уверенно вставила Апа. Как только докажем, что он первым полез в драку, избил ни в чем не повинных людей, так и делу конец!
Думаете, сможем это доказать? вполголоса спросил Султан, искоса глянув на мать, беззвучно плакавшую в углу.
Как это не сможем?! прикрикнула Апа. Есть свидетели! Я сама видела через окно. Пусть попробует отпираться до Верховного суда дойду!
Так, так, покивал головой Пал ван. Затем обратился к Султану: В самом деле, племянник, ты крепко держись своих показаний. А то запутаешься беда Понял?
Мудрые слова приятно слышать! поблескивая маслянистыми глазами, довольно проговорил Латиф. То же самое и знающие люди сказали. Так что, дядя, одним зарядом двух зайцев сможем убить: и Набиджана вызволим и председательское кресло к рукам
Глупец! оборвал его Равшан и сам вздрогнул, точно от удара нагайкой. Чтоб я больше не слышал таких слов! Дело не в председательском кресле. Дело в справедливости, понял? Глупец!
Никто не проронил больше ни звука. Палван секунду еще посидел, о чем-то размышляя, потом вскочил на ноги. У самого порога сорвал с бритой головы тюбетейку, хлопнул о ладонь.
Запомните: я через этот порог не переступал, ничего здесь не говорил и не слышал!
Потом он надел тюбетейку, как прежде, сдвинув на висок, и добавил мягче:
Хорошенько зарубите на носу: главное свидетели!
Будьте покойны, дядя. Латиф многозначительно сощурил глаза. Свидетели найдутся. Сам за это берусь!
Ты? Глупец!
Пусть! Но дело знаю.
Глупец, совсем уже ласково повторил Равшан. Затем обратился к Апе тоном приказа: Сестрица, и ты запомни: отныне ты не й родстве с этой семьей. Иначе твои свидетельские показания и медяка не будут стоить. И все запомните: наши разговоры должны остаться здесь! «Верблюда видел?» «Нет». «Кобылу видел?» «Нет». Вот так! А главное свидетели! Понятно?