начальником назначили!.. А что, хорошая идея! Надо же чем-то настоящим заниматься пацанам! Пусть немного рискованно! Но вон один поляк говорил, что дети имеют право на риск! А уж юнгам-то маленький риск совсем не повредит!
Даже большой не повредит, уверенно сказал я. Военный же лагерь, а не тру-ля-ля!
Вот именно! И еще потому лагерь открывают, что едет пушка! сказал папа.
Пушка? не понял я. Какая пушка?
Настоящая, с корабля. Филипп Андреевич как знал, что с «Ермаком» будут хлопоты. Едва лагерь заложили, он связался с Владивостоком так, мол, и так, помогите юным морякам! И вот подарочек! Вчера пришла телеграмма: встречайте таким-то поездом такого-то числа, с приветом тетя пушка! Нашим, понятно, деваться некуда! Не ставить же ее возле управления!
Вот здорово! воскликнул я.
Всех обхитрил Давлет! Морская душа жаждет моря! Даже для детей! Так что скажи Феде, заключил деловито папа, пусть подает заявление в «Ермак».
Поздно, огорчился я. У него уже путевка в «Зарницу». Послезавтра едет!
Жаль! А мы завтра едем, всей бригадой, на неделю срочно достраивать «Ермак». Там пустяк остался: поставить забор, подновить дебаркадер, обшить командный пункт да кое-какие мелочи в столовой, или как она по-морскому?
Камбуз.
Во-во, камбуз! И папа обернулся к маме. Если ты не против, я Семку опять возьму с собой!
Ой, да хоть на все четыре стороны!
Внешне мама была суровато-безразлична ко мне, но за этим, как за плотиной, держались, я чувствовал, мягкость и доброта, которые в случае чего могли спасительно хлынуть из-под в миг приподнятых затворов. Отец же, на первый взгляд, вроде бы наоборот купал меня в своем внимании и заботе, как в прогретых верхних слоях нашего моря, но я, бултыхаясь, постоянно ощущал суровость стометровой глубины, куда и мысленно занырнуть страшновато. Но в этом разнобое родители так ловко уравновешивались и согласовывались, что я никак не мог понять, кто же меня больше любит и кого больше люблю я. Вот и теперь они, порознь придя к одной мысли, вдруг умолкли и принялись швыркать чай, даже не глядя друг на друга, словно разговор на этом окончился.
Но разговор не окончился.
Дело в том, что зимой в «Ермаке» со мной случилась страшная вещь!.. Туда мы добрались по льду на машинах перед этим прошел бульдозер и пробил в снегу дорогу. Если бы не вмерзший в заливчик дебаркадер, я бы решил, что до нас тут и не пахло человеком тайга-тайгой и глухомань. На барже нашлась каюта с кирпичной печью, и в этой каюте мы с папой безвыездно прожили два дня. А на третий ему понадобилось отлучиться, и я до ночи согласился побыть один. Я не боялся, нет, и если бы не этот зверь, я бы спокойненько дождался папу. Но зверь, почуявший мое одиночество, явился. Я натерпелся столько страху, что расплакался, когда папа приехал, а утром, несмотря на уговоры, укатил домой... И сейчас родители испытывали меня решусь ли я во второй раз подвергнуться опасности. Но именно потому, что тогда я напугался до смерти, и потому именно, что то место осталось для меня самым жутким, какие я только знал, теперь, когда я стал на три месяца старше, мне вдруг щемяще захотелось снова побывать там.
И я выпалил:
А что? И поеду!
Об этом и речь, сказал папа.
Нет, вы говорите так, как будто я не поеду, как будто я это... А я не трушу!
Ну и правильно. Собирайся!
Прямо сейчас?
А чего же?.. Прикинь, что надо взять. Наверно, удочку, ножик, книжку, плавки. Купаться посмотрим, а загорать будешь. Автомат возьми или саблю для надежности. Какое у вас там оружие сейчас в моде?
Я вспомнил Федины слова о настоящем автомате, но все же ответил:
Лук.
Ну вот, лук и бери. Есть он у тебя?
Есть.
Покажи-ка.
Я принес короткий лук, сделанный из кривой и уже полувысохшей сосновой ветки. Папа оглядел его,ощупал, попружинил, пощипал тетиву вовремя я сменил веревочку на жилку! и заключил, щелкнув языком:
Жидковат.
Знаю. Это я наскоро, чтобы хоть какой-нибудь да был. А потом новый сделаю, как у Димки: во весь рост, из березы или из черемухи, если найду.
Черемухи не обещаю, а вот берез в лагере сколько хочешь. Несколько штук мы повалим на всякие заготовки, а ветки твои. Так что запасайся жилкой, и мы такой там лучище отгрохаем, что у Димки твоего от зависти уши распухнут! А уж о медведе том и говорить нечего и носа не сунет, особенно если учесть, что его там и нет, медведя-то, мягко намекнул папа на мое сомнительное, по их уму, зимнее приключение.
Я не стерпел:
Зато был!
Да не был же, говорю! азартно подхватил папа. Я потом все вокруг облазил хоть бы след какой серьезный! Чисто и гладко, одни мышиные
строчки.
А кто лесины валил?
И лесин поваленных не было.
Опять не верите!.. А раз не верите, значит, я сумасшедший! И везите меня в больницу! И нечего со мной как с нормальным разговаривать! возмутился я, вскочил со стула, обошел его и сел опять. Я вон даже сочинение про это писал, и Ольга Максимовна поставила мне четверку.
Да верим, не кипятись, сказала мама, уже кончившая есть и с улыбкой наблюдавшая за нами. И в сочинении очень правдоподобно и даже страшно. Только непонятно, кто же это все-таки был: медведь, лось или кто?