Названный коротко кивнул и басовито произнес:
Мы не из христианского сострадания решили устроить вам братскую встречу. Гришку-то пора уже головушки лишить, но нам напоследок от него большая услуга нужна. Вот ты нам и поможешь со своим братом договориться.
С этими словами Соколов вытащил кляп изо рта Григория. Тот немедленно разразился отборной бранью. Поливая и присутствующих, и Пугачева последними словами.
Видя, что пациент не унимается, Соколов достал кинжал, шагнул к висящему на цепях Ивану, ухватил его за ухо и в одно резкое движение отрезал его. Иван взвыл от боли, а Григорий, наоборот, резко заткнулся.
Еще раз рот без разрешения откроешь, отрежу у него второе, спокойно предупредил Хлопуша Григория. Тот мелко закивал, с ужасом глядя, как из раны на грудь брата течет кровь.
Соколов же ухватил за волосы Ивана и повернул к себе его лицо.
Если ты, скотина, скажешь, что спрашиваем, то одним ухом мы и ограничимся. Если будешь дураком притворяться, то мы тебя будем строгать до тех пор, пока от тебя такой же огрызок не останется, он кивнул в сторону Григория. И начнем мы с причиндалов.
С этими словами Хлопуша прижал лезвие к гениталиям пленника. Тот отшатнулся, насколько позволяли путы.
Шешковский весело рассмеялся.
Ох и мастер же ты уговаривать, Афанасий Тимофеевич.
И шутливо поклонился боссу. А потом другим тоном обратился к пленнику:
Иван Григорьевич, не могу вас обнадежить. Мы действительно равнодушны к вашему здоровью и жизни и будем добывать из вас нужные государю сведения со всем усердием, на какое способны. А чтобы вы нас не обманули, мы сохраним вам жизнь. И если то, что вы нам скажете, окажется неправдой, то ваши страдания продолжатся
с новой силой. К тому времени мы и прочих ваших братьев в этот подвал доставим. Вот тогда-то вы узнаете, что такое настоящая боль.
Улыбка бывшего Екатерининского палача стала пугающей. Тому способствовали резкие тени одинокой лампы.
Но сейчас мы, благодаря воле государя императора Петра Федоровича, еще склонны к милосердию и компромиссам. Мы готовы забыть о существовании прочих Орловых. Пусть живут, если им фортуна улыбнется. Готовы сохранить и вам жизнь. А если вы и ваш брат не будете глупить, то и здоровье. Поселитесь под надзором, где нибудь в глуши. Заведете жену и детишек, если, конечно, будет чем, Шешковский жестом указал на его гениталии. Всего-то и нужно дать нам доступ к своим счетам. Не так много.
Пока Шешковский разливался соловьем, Соколов-Хлопуша замотал рану пленника тряпкой от кляпа, поднял с пола отрезанное ухо и оттер его от грязи. Потом, к пущему ужасу Орловых, сунул его в рот и принялся с хрустом жевать. Это зрелище окончательно сломило волю старшего из братьев.
Хорошо. Я скажу все, что вы хотите.
Шешковский быстро застрочил в тетрадке, записывая информацию об именах английских и голландских поверенных Орлова. О долях, вложенных в Британскую и Голландскую Ост-Индскую компании. И прочие вложения.
Бумаги спрятаны в лавке покойного Мокшина на средних рядах Китай-Города. Два бочонка. Там все в подробностях.
Хлопуша наконец перестал демонстративно жевать и сплюнул кровавый комок плоти на пол. После чего достал из телеги тыковку с водой и прополоскал рот.
Сырое мясо. Невкусно, проворчал он. И соли не хватает.
Шешковский беззвучно хохотнул и повернулся ко второму брату.
Ну, а теперь о тебе поговорим. Я знаю, что в тебя железками тыкать бесполезно. Просто восхищения заслуживаешь. Но вот насчет брата как? Старинушку своего не жалко? Ведь с малолетства же за вами ходил, как детей своих вас любит. Нешто ты отплатишь папеньке-сударушке черной неблагодарностью? Своим упрямством доведешь его до состояния такого же обрубка, как и ты. А ведь мы можем. Ты знаешь.
Что вам надо, прошептал Григорий, опасливо косясь на Хлопушу, ковыряющего кинжалом в зубах.
Правду и ничего кроме правды, снова улыбнулся Шешковский. На заседании духовной консистории ты расскажешь о своей прелюбодейной связи с Екатериной и о своем ублюдке Бобринском. А помимо того, дашь показания, как она приказывала убить своего мужа.
Она не приказывала, замотал головой Григорий. Она просто вслух рассуждала, как хорошо было бы, если бы он умер.
Шешковский кивнул.
Вот так и говори. Ну и, само собой, не вздумай на нашего государя клеветать и самозванцем его называть. Один твой крик на эту тему, и брат станет евнухом. Ты понял?
Да, прошептал Григорий и уронил голову.
Ну вот и прекрасно, Шешковский потер руки и обратился к коллеге. Разрешим им побыть наедине часик? За хорошее поведение.
Соколов кивнул, вкидывая кинжал в ножны.
Цените нашу доброту.
Иван Орлов поймал взгляд Шешковского и тихо спросил:
Зачем ты с ними? Почему?
Соколов, хотевший было уже выйти из камеры, притормозил и прислушался. Шешковский поглядел по очереди на всех присутствующих и, усмехнувшись, ответил:
Мне Слово было идти и служить новому государю. И я рад, что не ошибся в решении.
Спустя полчаса коллеги по неблагородному ремеслу шли от своей резиденции, что располагалась на углу Мясницкой улицы и Лубянской площади, к ближайшему трактиру.
Ох и ужасен ты был, Афанасий Тимофеевич, когда ухо-то начал жевать, посмеивался Шешковский по дороге. Мне аж самому чуть не поплохело.