Позову Мори, придумаем с ним какую-нибудь лежанку в одной из подсобных комнат, пробормотал он.
Оставлять беднягу в главной зале даже на одну ночь было нельзя, слишком уж от него разило. И если сам Иннидис ещё мог потерпеть, то уж домочадцы страдать точно не обязаны. Пусть сейчас племянница находилась в танцевальной комнате, а домашние слуги до самой ночи кто у себя в полуподвальных помещениях, кто снаружи, но девочка скоро отправится через гостиную к себе, а слуги, наоборот, придут сюда, чтобы погасить
лампы и немного прибраться. Не говоря уже о том, что утром им снова предстоит убираться тут, потом накрывать на стол к обеду, а Иннидису и Аннаисе сидеть за этим столом.
Хатхиши, ты ведь ему поможешь? Чтоб не умер хотя бы, а уж дальше я сам разберусь.
Зачем? пожала она плечами. Пусть сдохнет. Брось его в канаву за Пьяным переулком, она истошно, хрипло расхохоталась. Раз мой Киуши умер, то и этому жить незачем.
Иннидис присел рядом с обозлённой горем женщиной, сжал её руку.
Но ведь этот бедолага не виноват, что он не твой сын.
Не виноват, вздохнула Хатхиши. Помолчала и вздохнула ещё раз, наконец-то глянув на раба исподлобья. Может, он знал моего Киуши Ладно, постараюсь ему помочь.
Буду очень признателен. Тогда поживёшь несколько дней у меня, в гостевой комнате? И конечно, я тебе заплачу.
Я не возьму, скривилась женщина и махнула рукой. Что мне твои деньги?!
Он знал, что не возьмёт. Но точно так же знал, что обязательно что-нибудь ей подарит. Так уж у них повелось: она никогда не соглашалась брать с него денег, считая себя обязанной после того, как он её спас. Вот он и придумал отдариваться, потому что пользоваться её помощью просто так ему было совестно; тем более что сумму, затраченную на её выкуп, она давно ему вернула. И дала деньги для выкупа своего сына, которые теперь уже Иннидис должен будет отдать ей обратно, раз Киуши они так и не получили.
Хатхиши поднялась со скамьи и двинулась к лестнице, ведущей в полуподвал, там находились подсобные комнаты, кладовые, спальни прислуги и кухня. В дверях женщина задержалась и обернулась к Иннидису:
Скажу твоим девчонкам, чтобы нагрели воды. Под девчонками она подразумевала седую уже кухарку Сетию и служанку Чисиру та и впрямь была очень молода. Заодно Мори тебе пришлю. И гляну, чего там у тебя осталось из трав и снадобий. Ничего стоящего, надо думать, проворчала она, возвращаясь в своё привычное состояние. Но ладно уж, обойдусь пока тем что есть. Завтра из дома нужное донесу. А вы с Мори тащите его, куда удумали. Точнее, Мори пусть тащит, он парень крепкий.
Последнюю фразу она произнесла уже на выходе. Скоро её шаги и шорох многослойных юбок, диковинных для иллиринцев, но обычных для её странствующего народа, смолкли за дверью.
Иннидис остался наедине с рабом. Тому наконец удалось приподняться, и теперь он покачивался, опираясь на согнутую в локте руку и смотря перед собой отупелым взглядом единственного глаза.
Сейчас о тебе позаботятся, сказал Иннидис, но у невольника его слова не вызвали ни малейшего отклика, он их словно и не услышал. Кажется, он вообще не понимал ни где находится, ни жив ли ещё. Как тебя зовут? сделал он ещё одну попытку, но снова не получил ответа.
Может, этот несчастный ещё и глух? Хотя, скорее всего, просто в полубессознательном состоянии и ничего не соображает.
Через несколько минут на пороге появился Мори. Хатхиши назвала его крепким, но на самом деле Мори был могучим. Настоящий великан с широченными плечами, узким тазом, мускулистыми руками и мощной челюстью. Однажды Иннидис даже просил его позировать для статуи Владыки огненных гор, хотя работа этого парня заключалась совсем в другом. Он был одновременно садовником, носильщиком, охранником, иногда помогал конюху с лошадьми, но всё успевал. Ведь сад был невелик, плодовые деревья в нём не требовали частого ухода, Иннидис владел всего тремя конями, а носить что-то приходилось далеко не каждый день.
Господин, Хатхиши говорит, надо кого-то куда-то перетащить, поклонившись, пробасил парень и кивнул на раба. Никак этого?
Да, Мори. Помести его в подсобную комнату, которая подальше от кухни и ваших спален. Вынеси из неё лишнее и найди что-нибудь, из чего соорудить лежанку.
Парень в несколько шагов дошёл до раба, подхватил его на руки, как пушинку, и мотнул русой головой, поморщив нос от зловония. Иннидис же в очередной раз поразился, до чего исхудал этот раб, до чего истощён: сплошные кости. Острые ключицы, коленки и локти, видимые через прорехи в грязных лохмотьях, тоненькие, как у ребёнка, запястья, щиколотки и шея. И в чём только душа держится. И удержится ли? Наверное, в ближайшие дни он это узнает. Вполне может статься, что он зря потратит свои деньги, а Хатхиши зря израсходует свои снадобья и свой труд.
***
Раб всё-таки выжил. Это стало ясно спустя неделю. Он выглядел и двигался немногим лучше, чем в первый день, оставался все таким же исхудалым и по-прежнему не произносил ни слова, но Хатхиши заверяла, что смерть ему больше не грозит. Язвы его не зажили, но подсохли, грязь отмылась, вонь почти ушла, а взгляд стал чуть более ясным.