В мои восемнадцать у брата ему было пять обнаружилась редкая болезнь. Таблетки не помогали, нужны были лекари с Эхо: те, кто умеет «подшивать» ткань тела к живой силе мира. Таких врачей у нас в городе мало, и стоят они около двухста рублей (пометка автора 1р = 10 000р Российским, так что сумма лечения около 2млн рублей). Вика сказала: «надо подождать, разрулится». Я смотрела на мальчика и понимала, что «подождать» это дать болезни выиграть. Тогда я впервые понастоящему воспользовалась своим даром:
я приходила к нему ночью, брала его за ладошку, «снижала» страх и зажигала тихую веру. Это не лечило. Это давало время. Ещё неделю. Ещё две. Но время не лекарство. Нужны были рубли. Много.
Решение пришло не в один день. Сначала список из десяти вариантов, из которых девять были смехотворны. Потом две бессонные ночи. Потом пустота, в которой появляется стоящий выбор. Я знала, где есть дом, который посещают аристократы и богатые торговцы, где платят особенно за «первый раз» большие суммы, потому что покупают не только тело, но и историю о нём. Я понимала, что это не красивый киношный «контракт», а грязная сделка с людьми, которые привыкли считать всё вокруг расходным материалом. Я все понимала. И всё равно пошла.
Хозяйка встретила меня так, как встречают редкую вещь: без лишних вопросов, с профессиональным взглядом. Она оценила фигуру, волосы, кожу, зубы как лошадь на ярмарке. Я рассказала про свой дар. Она кивнула не удивилась. Для неё это был плюс в прейскуранте: «девственность + эмпат, усиливающий ощущения». Аукцион объявили закрытым, конечно подобные вещи в Империи запрещены официально, но тем, кому нужно, всегда есть куда постучать. Ставки росли быстро мужчины любят соревноваться, особенно за то, что можно унести в номер. Я видела там одного молодого, красивого, в котором не было ни злобы, ни застоя. Я надеялась, что он выиграет, тогда это было бы не так противно. Но до конца пошел другой: барон, постоялец дома, с тяжелым запахом табака, жирной шеей и узкими глазами человека, который привык получать «пакет услуг». Четыреста пятьдесят рублей он будто залпом выплеснул эту сумму на стол. Для меня это была целая жизнь. Для него вечер.
Хоть я и не люблю это вспоминать, но стоит рассказать. Чтобы вы поняли, почему я не могу назвать Викторию матерью. Для меня она Вика. Женщина, которая выбрала свой путь и проходила через такое чуть ли не каждый день. Когда я сама оказалась на её месте, я поняла, что это значит быть вещью, телом для чужого развлечения. С тех пор слово «мама» для меня стало чем-то другим, не про неё.
В зале он уже был мерзким. Толстая шея, лицо, блестящее от жира, мелкие глаза, которые скользили по моему телу так, будто он примерял товар на рынке. И всё же там, среди люстр и музыки, он держал маску. На нём был дорогой костюм, тугие запонки, запах парфюма тяжёлого, мужского, перебивающего кислый пот. Если смотреть мельком, можно было подумать: состоятельный человек, один из тех, кто привык быть в центре. Я пыталась зацепиться за это: пусть будет противен, но хотя бы сдержанный.
Но когда дверь закрылась, маска слетела. В ту же секунду.
Он даже не сделал вид, что хочет поговорить или притронуться нежно. Снял пиджак, вытер лоб ладонью, и по лицу потекли капли пота. Дорогой аромат вперемешку с кислым, липким запахом тела ударил в нос. Он открыл рот и из уголков потянулись тонкие струйки слюны. Я видела, как он сглатывает и она снова вытекает. И улыбка стала другой: не светская, а сытая, хищная.
Раздевайся, сказал он, даже не глядя в глаза. Голос низкий, вязкий, с хрипотцой.
Я молча потянулась к лямкам, стянула платье. Бельё белое кружево, специально купленное для этой ночи. Он оглядел меня сверху вниз, как мясник тушу. Подошёл ближе, ткнул пальцами в грудь, приподнял, будто проверяя упругость. Провёл ладонью по животу, задержался на бёдрах. Я чувствовала липкость его пальцев даже сквозь ткань.
Хорошо, хмыкнул. Девственность, говоришь? Сегодня проверим.
Он толкнул меня на край кровати. Я села, стараясь не дрожать. Он наклонился и неожиданно уткнулся лицом в моё плечо, провёл языком по коже. Меня передёрнуло. Но он будто опьянел от этого шумно вдохнул, задышал чаще, и тут же опустился ниже.
Он облизывал всё. Не торопясь, с какой-то жадной тщательностью. Плечи, руки до запястий, ладони, пальцы. Каждый раз язык оставлял липкий след, и он шумно сопел, втягивая запах. Дальше шея, грудь, живот. Он облизывал, посасывал, задерживался так, будто хотел выжать вкус.
Я старалась не думать о том, что происходит. Сжимала зубы и повторяла в голове: ради брата, ради брата, ради брата.
Он отстранился только затем, чтобы сдёрнуть с меня остатки белья. Швырнул на пол. Его глаза блестели, на губах пена слюны. Я впервые ощутила настоящий страх: не перед мужчиной, а перед животным, которому дали волю.
Ложись, приказал он. Я всё попробую. Всё.
Я подчинилась. Легла на спину, руки вдоль тела. Он наклонился и снова принялся облизывать теперь ноги, ступни, пальцы, бёдра. Я хотела отвернуться, но он сжал мою щиколотку и удержал. Его язык прошёлся по внутренней стороне бедра, задержался слишком близко. Я зажмурилась.