Но и этого не захотели. Постелили на гроб одеяло, положили Кеша, поставили рядом его инструменты, а потом мы впрягли моих мулов и оттащили повозку на милю по дороге.
Если отсюда будем мешать, говорит Анс, ты скажи нам.
Конечно, говорю. Постоит здесь. Ничего с ним не будет. А теперь пошли домой ужинать.
Благодарствую, говорит Анс. У нас кое-что есть в корзинке. Мы обойдемся.
А откуда вы взяли?
Из дому привезли.
Там уж все задохлось, я говорю. Пошли хоть горячего поедим.
Но они не пошли.
Обойдемся как-нибудь, сказал Анс.
Тогда я пошел домой, поел, потом отнес им корзинку и снова стал уговаривать, чтобы вернулись в дом.
Благодарствую, он сказал. Обойдемся как-нибудь. И я ушел, а они сидели на корточках вокруг костерка и ждали бог знает чего.
Пришел домой и все думаю о том, как они там сидят и как их парень умчался на коне. Больше они его не увидят. И будь я неладен, если упрекну его. Не за то, что не хотел с конем расстаться, а за то, что развязался с таким дураком, как Анс.
Так я думал тогда. Но это такая чертова порода, люди вроде Анса, что ты им почему-то начинаешь помогать, хотя знаешь, что будешь проклинать себя через минуту. И вот наутро, через час после завтрака, приезжает Юстас Грим, работник Снопса, с ним пара мулов, спрашивает Анса.
Я думал, они с Ансом не сторговались, я сказал.
Ну да, говорит Юстас. Да спорили-то за лошадь только. Я говорю мистеру Снопсу: не уступил бы он свою упряжку за пятьдесят долларов, если бы его дядя Флем оставил тех техасских лошадок у себя, и Ансу не на что было бы
За лошадь? спрашиваю. Сынок Анса удрал вечером с этой лошадью и сейчас уж, верно, на полпути к Техасу. И Анс, значит
Я не знаю, кто ее привел, говорит Юстас. Я их не видел. С утра сегодня пошел кормить, вижу, лошадь в сарае сказал мистеру Снопсу, а он велел отвести сюда мулов.
Да, больше они его не увидят, это точно. На Рождество, может, получат от него открытку из Техаса. Если б не Джул, так я бы то же самое сделал; я сам у него вроде должник. Ну прямо заколдовывает этот Анс человека. Ну и фрукт, черт возьми.
ВАРДАМАН
Я говорю:
Смотри, Дарл. Видишь?
Он сморит вверх. Видим, ходят в вышине черными кружками, не шевелятся. Говорю:
Вчера их было всего четыре.
На сарае было больше четырех.
Если опять захочет сесть на повозку, знаешь, что я сделаю?
Что ты сделаешь? спрашивает Дарл.
Не дам на нее сесть. И на Кеша сесть не дам.
Кеш хворает. Он хворает на гробе. А моя мама рыба.
В Моттсоне, папа говорит, надо будет купить лекарство. Придется покупать.
Как ты себя чувствуешь, Кеш? спрашивает Дарл.
Да не беспокоит нисколько, говорит Кеш.
Подложить под нее повыше? спрашивает Дарл.
Кеш сломал ногу. Он два раза ломал ногу. Он лежит на гробе, у него под головой свернуто одеяло, а под коленом деревяшка.
Эх, надо было оставить его у Армстида, говорит папа.
Я ногу не сломал, и папа не сломал, и Дарл не сломал, а Кеш говорит: «Да только на ухабах. Вроде так трутся маленько на ухабах. Не беспокоит нисколько». Джул уехал. Один раз мы ужинали, а они с конем уехали.
Да ведь она бы не захотела, чтоб мы одалживались, говорит папа. Ей-богу, не знаю, какой еще человек сделал бы больше. Это потому, что мама Джула лошадь, Дарл? спросил я.
Может, мне еще подтянуть веревку? говорит Дарл.
Поэтому мы с Джулом были в сарае, а она была в повозке, потому что лошадь живет в конюшне, а мне надо было грифа отгонять.
Давай, если хочешь, Кеш говорит. А Дюи Дэлл ногу не сломала, и я не сломал. Кеш мой брат.
Мы остановились. Дарл развязал веревку, и Кеш опять вспотел. У него зубы показались.
Больно? спрашивает Дарл.
Пожалуй, обратно завяжи, говорит Кеш.
Дарл завязывает, сильно натягивает веревку. У Кеша зубы показались.
Больно? спрашивает Дарл.
Не беспокоит нисколько, говорит Кеш.
Может, папе помедленней ехать? спрашивает Дарл.
Нет, говорит Кеш. Некогда канителиться. Не беспокоит нисколько.
В Моттсоне надо будет купить лекарство, говорит папа. Придется купить.
Скажи ему, чтоб ехал, говорит Кеш.
Мы едем. Дюи Дэлл повернулась назад и вытирает Кешу лицо. Кеш мой брат. А мама Джула лошадь. Моя мама рыба. Дарл говорит, когда опять подъедем к воде, я могу ее увидеть, а Дюи Дэлл сказала: Она в гробу, как она могла вылезти? Я дырок насверлил, через них и вылезла в воду, я говорю, а когда к воде подъедем, я ее увижу. Моя мама не в гробу. Моя мама так не пахнет. Моя мама рыба.
Хороши будут твои пироги, когда до Джефферсона доберемся, говорит Дарл.
Дюи Дэлл не оборачивается.
Ты попробуй в Моттсоне продать, говорит Дарл.
Дарл, когда приедем в Моттсон? спрашиваю я.
Завтра, говорит Дарл. Если эти мулы не рассыплются дорогой. Снопс небось опилками их кормил.
Дарл, я говорю, почему он кормил опилками?
Смотрит, говорит Дарл. Видишь?
Теперь их девять в вышине, черными высокими кружочками.
Приехали к холму, папа остановил, и мы с Дарлом и Дюи Дэлл вылезли. Кеш идти не может, он сломал ногу.
Пошли, мулы, говорит папа.
Мулы стараются; повозка скрипит. Дарл, Дюи Дэлл и я идем за повозкой на холм. Наверху папа останавливается и мы влезаем в повозку. Теперь их десять в вышине, черные высокие кружочки в небе.