- Ну, что вы все! - у Алёны сдали вдруг нервы. - Мы об этом говорили раньше, и не один раз! Мы же всё обговаривали! Что же у вас лица сейчас... похоронные! Как будто я вас режу...
Она не выдержала, вскочила. Ахнуло дверью, дробью рассыпались быстрые шаги по лестнице наверх, в спальную. Андрейка почти увидел, как сестра падает на кровать и давится слезами.
- Андрей, - тихо сказала мама. - Я не отпущу её!
- Глупо, - устало сказал папа. - Она права, мы это уже обсуждали много раз. Ей двадцать шесть. Она вправе решать сама.
- Не твоя дочка, вот сердце-то и не болит! - не выдержала мама, заламывая пальцы.
Папа лишь вздохнул. Он понимал, что мама сказала так не со зла. Об Андрейке они оба словно забыли
- Ты же сама знаешь, Алёна не просто хороший пилот, она - лучшая из лучших. Гены берут своё, нравится нам это или нет. Что ты хочешь от неё? Ребёнок, которого ты от неё требуешь, не привяжет её к дому всё равно. Рождённый летать не будет ползать. Лучше отпусти, пока не поздно...
- Как я отпущу её, как?!
- А не отпустишь - как? - тихо спросил папа.
Мама стиснула руки. И промолчала.
ххх
Андрейка тайком бегал в Лабораторию, проверял кота. Эмбрион, судя по показаниям контрольной панели, развивался нормально. Искут Андрейка припрятал, но хитро, рядом с действующими аппаратами. В ряду с пустыми он бы сразу бросился в глаза.
На душе, что называется, кошки скребли. Рано или поздно преступление вскроется, и что тогда скажет папа? К страху перед наказанием примешивалось отчаяние: Андрейка понимал, что не сможет провести роды самостоятельно. Требовались инструменты, профессиональные навыки, время. Одно дело заскочить на миг, сменить фильтры да ввести питательный раствор. Совсем другое извлечь из аппарата живое существо. Такое не скроешь, как ни старайся. Разве что папа снова уедет в Густавбург. Но... когда он уедет?
ххх
Алёна с папой сидели на лавочке, под старой яблоней, и тихо разговаривали. Их хорошо было видно сквозь прозрачный вечер: Алёна горбилась, зажимая ладони коленями, папа касался ладонью её плеча, утешая.
- Я не могу остаться, - говорила сестра с отчаянием. - Я отца только в записи видела... Я... хочу... ходить через пространство, как он, и вместе с ним. Это - моё, моя... судьба, страсть, призвание, не знаю, как ещё назвать. Я люблю летать!
- Тогда лети, - мягко сказал папа.
Андрейка подошёл к ним, прижался к Алёне - боком, плечом, головой. Она обняла его, прижала к себе. Выговорила с болью:
- Я... я вас всех очень люблю.
- Если останешься, это тоже будет правильно, - ответил папа.
Ветра не было, стояла тёплая, приправленная осенней горчинкой тишина. И в этой тишине тонко и надломлено прозвучал голос Алёны:
- Я не могу подвести отца. Я не могу... его... предать...
- Что бы ты ни решила, девочка, - вздохнул папа, - тебе придётся нелегко. Но ты справишься, я в тебя верю...
Боль напоила вечер белёсым туманом. Синее око мёртвой Лазурной глядело сквозь ветви с безмолвным сочувствием.
ххх
Папа методично проверял аппараты, один за другим. Менял фильтры, вводил питательные вещества. Скоро все выжившие козлята родятся, то-то прибавится забот в яслях. Андрейка потерянно молчал. Может быть, всё обойдётся, может быть, папа не станет заглядывать в нижний ряд, правый угол. В прошлый раз не заглянул!
- Чёрт возьми, - сказал папа, внимательно изучая контрольную информацию на панели. - Похоже, и этого мы вскоре потеряем...
- Пап... - Андрейка почти решился. - Папа, я...
- И здесь тоже, - не слушая, говорил папа, изучая контрольную панель соседнего искута. - Что за неудача такая, хотел бы я знать. А это? Эт-то ещё что такое?!
У Андрейки взорвалась в животе ледяная бомба. Всё. Конец.
- Ах ты, паршивец.. - задумчиво выговорил папа. - Ну-ка пошли, в кабинет.
В кабинете время словно застыло, схваченное морозной наледью. Папа прошёлся туда-сюда перед столом, и с каждым его шагом Андрейка опускал голову всё ниже.
- Я тебя слушаю.
Лучше бы выругал, накричал. Тогда хоть ясно было бы, чего ждать. Но вот так, сдержанно, негромко... Андрейке захотелось умереть и воскреснуть дня через два.
Вместо этого пришлось рассказывать.
- Значит, ты посчитал, что умнее всех на свете, - тихим, но страшным по оттенку голосом начал отец.
- Нет, - вскинулся Андрейка. - Я просто хотел кота...
- Аппарат искусственной утробы - не детская игрушка! - Отец хлестнул ладонью по столу, и Андрейка снова опустил голову. - Сегодня ты заложил в него эмбрион кота без спросу, а завтра? Чем зарядишь его завтра? Эмбрионом крокодила, тираннозавра? Гнилопадной пиявки?! Гнилопадные пиявки, эндемик Аркадии, хищники с внешним пищеварением, красивые и смертоносные твари. При укусе пиявка впрыскивает в тело жертвы пищеварительный сок, растворяющий ткани почти мгновенно. Если повезёт, лишишься ноги или руки за пару секунд. А если не повезёт, оставшуюся от тебя жижу отправят в крематорий в закрытом гробу.
- Не ожидал! Вот уж этого - не ожидал! Значит, так, сын. Значит, так. Сейчас пойдёшь и погасишь эту свою... химеру...
- Но, папа! - задохнулся Андрейка. - Он же живой уже!
- И что?
В глаза брызнула внезапная радуга от повисших на ресницах едких слёз. Еле вморгнул их обратно, но губы дрожали.