Кто-то успел вас подлатать, но недостаточно, заявил симпатичный очкарик-доктор, поэтому пару дней точно постельный режим, а там посмотрим.
Эйла пережила невкусный обед и ужасающе скучный день. Её требования блокнот и карандаш никто не удовлетворил. Сказали, что мозг нельзя
перегружать, что надо отдыхать и вообще постельный режим подразумевает крепкий здоровый сон, а не создание бессмертных литературных шедевров.
К вечеру сначала набежало стадо коллег, а затем прискакала галопом более жидкая, но значительно более кусачая орава родственников. Апельсины, минеральная вода, свежий яблочный сок, до невозможности сухое печенье, неисчислимые коробки конфет всех видов и мастей, шерстяные носки (и зачем они Эйле в такую теплынь?), халаты и ночнушки но ни одной даже самой завалящей тетрадочки, ни одного огрызочка карандаша. Эйла ощутила себя зависимой от ежедневных упражнений в творчестве. Каждому известно, что, когда тебя лишают предмета зависимости, наступает ломка. Возможно, именно поэтому она впала в отчаяние. И, когда, наконец, всех посетителей выгнали, чернильная ведьма не рыдала лишь потому, что слёзы прозрачные. Если б она плакала чернилами, то наревела бы целую банку. Вытряхнула бы лаванду из стаканчика и и нарыдала бы! Да только и при чернильных слезах все проблемы бы не решились. К примеру, писать чем и на чём? Бледно-лиловые простыни в мелкий фиолетовый цветочек не годились в качестве бумаги, а стеблем лаванды вряд ли можно заменить перо.
Эйла попыталась немножко поворожить, но голова заболела так, что пришлось отложить магические опыты на когда-нибудь потом. Просто села, обхватив руками колени, и стала теребить кружевной подол ночнушки. От ткани пахло маминым домом: утюгом, сухими духами, чем-то с детства родным и уже считай потерянным. В Эйлином доме эти запахи не приживались.
Она совсем закисла бы, если б к ней в палату не ввалился без приглашений и стука Альрик Летланд Гизберт собственной персоной. В тапочках и больничной пижаме всё той же лавандовой расцветки! С букетиком ландышей в одной руке и тросточкой в другой! Эйла прыснула в кулачок. Явление мага в таком виде моментально подняло ей настроение.
Разве вам не показан постельный режим? спросила она.
Гизберт страшно обрадовался и улёгся рядом с ведьмой, притиснув её к стене. Хорошо, что кровати здесь не такие уж и узкие, хотя на двоих и не рассчитанные.
Эй, возмутилась Эйла.
Постельный режим, как мне сказали, действительно необходим, невозмутимо заявил Гизберт. Но в одиночной камере он слишком убийственен.
Как это вас оттуда выпустили? съязвила Эйла.
Мне кажется, вне стен библиотеки вы больше не моё начальство, я не ваш подчинённый, субординацию блюсти незачем, поэтому предлагаю перейти на ты, Гизберт сунул ведьме букет, поставил палочку возле кровати и устроился поудобнее.
Его удобство стоило Эйле ещё нескольких пядей её собственной постели, и она заворчала:
У себя там разваливайся, а здесь
Но я не хочу разваливаться, я пока ещё целый, возразил Гизберт. Почему тебе не лечь? Будет удобней!
Но Эйла решительно полезла через него, чтобы устроиться на стуле. Её легко перехватили поперёк талии и уложили в уютное кольцо тёплых и крепких объятий.
Постельный режим нарушать нехорошо, сказал Гизберт назидательно. Да не ёрзай ты, больно себе сделаешь.
А ты?
А я не делаю больно девушкам без их просьбы, ответил маг. Но вообще я пришёл рассказывать, а не то, что ты подумала.
Что я такого подумала? обиделась Эйла.
Ну как что? Ты же сходу сказала про постель, а не я!
Она тщательно выбрала на Гизберте место, где вроде бы ничего болеть не должно, и ткнула в него кулаком.
Ай, сказал маг. У тебя кости острые. Ну ты будешь слушать или драться?
Эйла выбрала первое.
До странного удобно оказалось устроиться головой на его плече. И слышать, как в груди вибрирует низкий приятный голос. Жаль только, история вышла не слишком весёлой.
Ну так ведь нельзя, сказала ведьма. Это один из первых чернильных законов. Да и чужие жизни можно переписывать лишь в крайнем случае.
А как понять, который случай крайний?
Когда кто-то погибает, осторожно сказала чернильная ведьма. Помню, Блэкмайр трижды переписывал сценарий своей жены, боролся за её жизнь. Продлил на несколько лет, а потом умер вместе с супругой.
Я бы переписал свою жизнь, если б мог. Я переписал бы тот момент, когда понял, что премьер-министр не собирается добиваться, чтобы его требования выполнили. Он просто хочет убить четверых подростков. Чтобы у враждебной стороны не осталось наследников. Да, они победили, но победу он им отравит. Я понял и решил действовать.
Гизберт помолчал, а потом спросил:
Так как вы понимаете, когда надо переписывать, а когда не надо? А когда уже просто бесполезно?
Чернильные ведьмы чаще всего не понимают и не знают, а чувствуют, сказала Эйла. Интуиция, понимаешь, Рик?
Как ты сказала? Рик?
Почему ты не пытался оправдаться? Ведь ты всего лишь хотел спасти детей.
Ты сказала «Рик», не унимался Гизберт.
Тебе не нравится?
Нравится!
Он вдруг сжал Эйлу в объятиях так сильно, что она задохнулась. От предчувствия чего-то большего и яркого ёкнуло где-то глубоко внутри. Как там в книгах пишут? «Под ложечкой». Вот где у человека ложечка?! Во всяком случае не там, где находится ключица, и не в голове, которую тут же пронизала боль.