Да, хрипло шепчу, стараясь скрыть дрожь в голосе. Но Алекс всё равно понимает, что что-то не так.
Ты ревёшь, что ли? в динамике раздаётся автомобильный гудок.
Едет домой. К ней... Лучше скажу правду. Только совсем немножко приправлю ложью.
Всё нормально, просто эти видео с аварией и...
Понял, маленький. Не грусти. Ты ещё не легла?
Нет. Нужно документы собрать, у меня завтра встреча с Андреем и юристами. Точнее, уже сегодня.
Делаю большой глоток вина и встаю, решив, что нужно брать себя в руки. Хватит истерик. Приготовлю кофе, включу «Секс в большом городе» и, наконец, соберу бумаги. Алекс воодушевлённо что-то рассказывает про задержание и экономическое преступление, про премию и предстоящую поездку к родителям.
Нажимаю кнопку на кофемашине, тут же ставлю в микроволновку вчерашний заказанный стейк, и... Свет тухнет.
Блядь! от неожиданности вздрагиваю, разлив вино на столешницу.
Что? Что не так? Алекс на том конце меняется в голосе.
Не знаю... Кажется, свет отключили. Или пробки выбило. Да что за!..
Андрей всегда занимался бытовыми вопросами, оплачивал платёжки. В последний год мы окончательно поменялись ролями: я зарабатываю деньги, он следит за домом. Андрей бы сказал, что сейчас всё решит, и позвонил, куда нужно, или сам бы починил. А я даже не знаю, где у нас щиток. Вроде, где-то рядом с общим балконом.
И мне вдруг становится очень жалко себя. Так, сука, жалко. Почему всё и сразу?! Предательство, развод, авария брата с новыми подробностями, помолвка Алекса, теперь ещё и долбаный свет. Что я, блядь, сделала не так? Бабку через дорогу не перевела? Кошечкам-собачкам на корм не пожертвовала? Ну, что?!
Взвываю что
есть мочи, ничего не стесняясь. Соседи услышат? Похуй. Алекс подумает, что дура? Ещё больше похуй. Пусть хоть весь мир шлёпнет себя по лбу, плевать. Хуже уже не будет. Я на дне.
Марго, громко зовёт Алекс. Так, отставить скулёж. Я заеду, посмотрю.
Не надо!
Всё, не ной.
Он сбрасывает звонок, а мне ничего не остаётся, кроме как включить фонарик на телефоне и продолжить напиваться.
Через два бокала вина свет зажигается. Я, щурясь, пялюсь на лампу, а в коридоре хлопает дверь. В проёме кухни появляется взъерошенная голова Алекса.
Пробки выбило, констатирует он, задержавшись взглядом на бокале. В доме свет есть. Если что, щиток у вас за лифтом, перед общим балконом, Алекс машет куда-то за спину. Там подписаны квартиры.
Допиваю вино и встаю из-за стола, чтобы наполнить бокал в последний раз. Наверное, последний. Алекс ничего не говорит, продолжает наблюдать за мной. Брови строго сведены к переносице, губы поджаты. Осуждает? Волнуется?
Ты чего напиваешься, Пикассо? наконец, спрашивает он, скрестив руки на груди.
До меня вдруг доходит, что Алекс наверняка очень устал. И из-за меня, бытового инвалида, ему пришлось делать крюк.
Ты голодный? отвечаю вопросом на вопрос, выставив время на микроволновке. У меня есть стейк. Сейчас салат нарежу.
Алекс снимает куртку, бросает в коридоре на пуфе у зеркала и проходит в кухню. Садится на край полукруглого диванчика, закинув ногу на колено. А я вдруг думаю, что для него смогла бы даже сама приготовить стейк. И, возможно, борщ, как мама учила, с секретным ингредиентом.
«Ну, пиздец», вклинивается в мысли раздражённый голос брата.
Вообще, мне нравилось представлять, что сказал бы Дима. Такая странная защитная реакция. Люблю озвучивать голосом брата похвалу или советы. Однако сегодня получается озвучивать только упрёки.
Нарезав помидоры, огурцы и маслины, заправляю всё оливковым маслом и немного подсаливаю. Какой-то кастрированный греческий салат, но Алекс, вроде, доволен.
Мы едим в тишине. Я больше пью, закусывая оставшимися маслинами из банки. Алекс о чём-то думает, разбирая салат на составляющие. Потом вдруг говорит:
Я хочу съездить к свидетелю аварии, если получится разгрести завал на работе. Вечером, часов в шесть. Поедешь со мной?
Поеду, отзываюсь раньше, чем успеваю подумать, нахер это надо.
Свидетелей у аварии много было, там всех даже не записывали. Многие не дождались приезда скорой и полиции. Уехали, оставив номера другим водителям, но никто их потом не вызывал. Зачем? Виновник, он же погибший известен. Но раз у Алекса профессиональная чуйка, мне ли спорить?
Алекс благодарит меня за ужин, целует в лоб. Я провожаю его до двери, попутно отмечая, что последний бокал явно был лишним. Стены слегка качаются, твёрдости в ногах нет. Но ничего. Алекс уйдёт, и я устрою себе пьяные танцы под Ваенгу и Наутилус Помпилиус.
Алекс тянется обнять меня, и я обхватываю его за шею, уткнувшись носом в воротник куртки. Пахнет табаком и одеколоном Paco Rabanne, его любимым. Обнимаю так крепко, словно в последний раз. А, может, и правда в последний. Потом он женится на любимой девушке, станет уже не моим Алексом.
Немного отстранившись, касаюсь носом его губ. Касаюсь губами его губ... Алекс вздрагивает, задерживает дыхание. Чувствую, как напрягаются его плечи под моими руками, но мне уже сносит крышу окончательно.
Абсолютно не соображая, что делаю, в каком-то исступлённом порыве целую уголок его рта. Прокладываю дорожку поцелуев от колючего подбородка до впадинки между ключицами. Забираюсь руками под куртку и провожу по рубашке, натянутой на напряжённой спине.