Алекс, что это? повторяю, уже почти потеряв контроль над эмоциями.
Мало вещей могут выбить меня из душевного равновесия, и брат это то немногое, что я терпеть не могу обсуждать. Нет его, и всё. Дело закрыто четыре года назад.
Это материалы его дела, Алекс будто мысли читает. Нашёл всё, что смог. Но и этого достаточно, чтобы понять, что...
Блядь, ну что? взрываюсь я. Что понять? Что даже самые лучшие из людей не застрахованы от несчастного случая?
Твою мать, Марго! Алекс хлопает по столу, прекращая мою истерику. Рыхлый Слава и платиновая блондинка синхронно поднимают глаза на нас. Ты можешь просто посмотреть сраное видео и сказать, с кем он мог говорить в тот вечер по телефону? Если не хочешь, я не буду рассказывать, что нашёл, но, сука, дай мне хотя бы шанс разобраться в смерти лучшего друга.
Тирада Алекса сбивает с меня спесь, и я просто киваю, давая молчаливое согласие на пытку. Нет сил возражать или брыкаться, я всё ещё до конца не понимаю, что происходит.
Алекс расследует дело Димы? И как давно? Почему он вообще засомневался, что Дима умер не из-за несчастного случая?
Алекс смеряет меня долгим тяжёлым взглядом, потом всё же щёлкает по папке. Прокручивает колёсико мышки, и у меня перед глазами мельтешат видеонарезки и какие-то документы, подписанные датами того года. Наконец, он останавливает курсор на видео с датой смерти Димы и временем «20:21». Немного подождав, как будто ещё сомневаясь, включает видео.
По телу разливается тягучее болезненное отчаяние. Мне больно смотреть, но и отвернуться не получается. Как загипнотизированная наблюдаю за автозаправкой, выезжающими с неё машинами, одновременно надеясь и боясь увидеть брата. Живого брата, которого нет.
За четыре года я ни разу не смотрела видео с ним, хотя таких целая куча в телефонной галерее. Воспоминаний на вечность вперёд, и вместе с тем ничтожно мало. Особенно, если знать, что никогда больше у меня не будет нового видео. Никогда больше мы не посмеёмся вместе над несмешными папиными шутками. Никогда больше я не услышу его «привет, малая, чё такая деловая».
Блядь.
«Ну, не ной», голос Димы снова воскресает в памяти.
Не буду. Я в курсе, что тебе это не нравилось.
Прислоняюсь щекой к плечу Алекса, ища опору. Кажется, что, если он сдвинется с места хоть на миллиметр, я упаду и расшибусь в лепёшку. Ни за что больше не встану, потому что сломаюсь. Алекс толкается носом мне в лоб, потом прикасается к нему губами, всего на миг. Но мне этого достаточно, чтобы ощутить прочную стену и нерушимую опору. И плевать на все сомнения, которые терзали утром. Алекс меня не бросит.
Вот на асфальте появляются блики фар, и через секунду в кадр влетает чёрная Ямаха брата. Сердце из желудка вновь подпрыгивает и долбится в рёбра. Того и гляди проломит.
Дима. Живой. Такой сильный, уверенный. В той самой джинсовой куртке, которую подарила ему на последний день рождения. Слезает с байка, снимает шлем и вешает на ручку. Зачем-то оглядывается туда, где камера уже не захватывает трассу. Вот к нему подходит работник автозаправки, они недолго говорят, и тот уходит, а Дима достаёт телефон, отвечая на звонок.
Я непроизвольно тянусь к экрану, провожу пальцами по спине брата, и будто на самом деле его касаюсь. Не знаю, как описать боль от его потери. Наверное, это похоже на перелом всех костей одновременно. А потом, когда уже нет сил орать, резко лопаются вены и артерии, органы расплавляются, и наступает благословенное ничто.
С кем ты говоришь, Дим? А вдруг со мной?
Я напрягаю память, перебираю детали, судорожно пытаясь найти подтверждение тому, что Дима говорит со мной. Мне так по-детски хочется, чтобы это была я.
Ну, пожалуйста, блядь! Пусть это буду я!
Но я точно знаю, что не звонила ему в тот вечер. Я же была в такси, в сраном платье. Вся такая воодушевлённая грандиозным
праздником. И Дима слишком раздражённый, со мной он так не говорил. Он пинает переднее колесо мотоцикла и жестикулирует рукой, явно общаясь с кем-то на повышенных тонах.
Чувствую на себе взгляд Алекса, но не могу отвести глаз от Димы. Ловлю каждое микродвижение. При мысли, что это его последние минуты жизни, меня бросает в холод и мутит.
Не знаешь, с кем он мог ругаться? тихо спрашивает Алекс.
Я мотаю головой.
Можно запросить детализацию. У тебя ведь есть такие полномочия?
Алекс всё же отстраняется от меня, и становится очень пусто без его плеча.
Есть, но теперь это уже невозможно. Оператор хранит детализацию звонков три года, прошло четыре. В старых материалах дела детализацию не запрашивали, не тот случай.
На экране Дима заканчивает разговаривать и как-то зло ударяет по шлему. Стоит, заломив руки за голову, и смотрит в сторону трассы, скрытой углом обзора камеры. Вот он садится на мотоцикл, надевает шлем и уезжает прочь навстречу смерти, а я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать: «Подожди! Пожалуйста, вернись!».
Не вернётся.
Не знаю, каким чудом ещё не бьюсь в агонии. Даже слезы не проронила. Наверное, потому что Дима сказал не ныть, пусть и голосом призрака.
Думаешь, у него что-то случилось? отворачиваюсь от опустевшей автозаправки и заглядываю Алексу в глаза.