вернулся начальник стражи. И спросил его Абул Гассан:
Исполнил ли ты мой приказ?
Начальник стражи распростерся по обычаю перед престолом, потом вынул из-за пазухи бумагу и подал ее Абул Гассану, который развернул ее и прочитал всю. То был именно протокол о приведении в исполнение приговора троим кумовьям, подписанный законными свидетелями и лицами, известными всему кварталу. И сказал Абул Гассан:
Хорошо! Я доволен! Пусть и всегда так будут наказаны клеветники, обидчики женщин и все, вмешивающиеся в чужие дела!
Затем Абул Гассан подозвал главного казначея и сказал ему:
Возьми немедленно в казначействе мешок с тысячей золотых динаров, иди в тот самый участок, куда я посылал начальника стражи, и спроси, где находится дом Абул Гассана, того, которого зовут Беспутным. А так как этот Абул Гассан далеко не беспутный, а скорее превосходный и хорошо воспитанный человек, которого все знают в околотке, то все и поспешат указать тебе его дом. Тогда ты войдешь и спросишь его уважаемую мать; и после приветствий и знаков внимания, которых заслуживает эта почтенная старуха, ты скажешь ей: «О мать Абул Гассана, вот мешок с тысячей динаров золотом, его посылает тебе господин наш халиф. Этот подарок ничтожен в сравнении с твоими достоинствами. Но в настоящее время казна пуста, и халиф сожалеет, что сегодня не может сделать для тебя больше!» передашь ей мешок и вернешься дать отчет.
Главный казначей ответил, что слышит и повинуется, и поспешно ушел исполнять приказ.
После этого Абул Гассан знаком дал знать великому визирю Джафару, что пора закрыть заседание Совета. Джафар передал знак визирям, эмирам, старшим придворным и другим присутствующим, и все, распростершись у подножия престола, вышли в таком же порядке, как и вошли. При Абул Гассане остались только великий визирь Джафар и меченосец Масрур, которые приблизились к нему и помогли встать, взяв его один под правую, а другой под левую руку. И довели они его до дверей внутренних женских покоев, где был подан обед.
И дежурные дамы заменили тотчас же Джафара и Масрура и ввели его в залу пиршества.
Сейчас же раздались чарующие звуки лютен, теорб , гитар, флейт, гобоев и кларнетов, сопровождавших свежие голоса молодых девушек так мелодично и так стройно, что беспредельно восхищенный Абул Гассан не знал, на что решиться, и наконец сказал себе: «Теперь невозможно более сомневаться. Я действительно эмир правоверных Гарун аль-Рашид. Все это не может быть сном. Иначе как бы мог я слышать, чувствовать, ходить? Эта бумага, протокол приведения в исполнение приговора, у меня в руках; это пение, эти голоса я их слышу; и все остальное, эти почести, это внимание, все для меня! Я халиф!»
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
А когда наступила
И все для меня! Я халиф!
Посмотрел он вправо, и посмотрел он влево; и то, что он увидел, еще более утвердило в нем уверенность в его царском достоинстве. Он находился среди великолепной залы, где золото блестело повсюду, где приятнейшие краски сплетались в разнообразные узоры на обивке стен и коврах и где привешенные к лазоревому потолку золотые люстры с семью шандалами проливали несравненный свет. А по самой середине залы на низких табуретках стояли большие подносы из массивного золота, покрытые дивными яствами, наполнявшими воздух ароматом амбры и пряностей. А вокруг этих подносов стояли, ожидая приказаний, семь девушек ослепительной красоты, одетые в платья разных цветов и покроев. И все они держали в руках опахала, готовые освежать воздух вокруг Абул Гассана.
Тогда Абул Гассан, ничего не евший со вчерашнего дня, сел перед подносами, и тотчас же все семь девушек вместе замахали опахалами.
Но так как он не привык, чтобы его так обмахивали во время еды, то посмотрел на девушек с любезной улыбкой и сказал им:
Клянусь Аллахом, о юницы, мне кажется, что одного человека было бы довольно для махания. Садитесь же вокруг меня все, составьте мне компанию и скажите вон той негритянке, чтобы она помахала над нами.
И заставил он их сесть по правую, по левую руку и перед собою, так чтобы, куда бы он ни взглянул, повсюду было у него перед глазами приятное зрелище.
И начал он есть; но по прошествии нескольких минут он заметил, что девушки не смеют прикасаться к пище из уважения к нему; несколько раз просил он их не стесняться и даже собственноручно предлагал им отборные куски. Потом спросил каждую, как зовут ее, и они ответили:
Нас зовут Зерно Мускуса, Алебастровая Шея, Розовый
Лепесток, Сердце Граната, Коралловый Ротик, Мускатный Орех и Сахарный Тростник.
Услышав такие прелестные имена, он воскликнул:
Клянусь Аллахом, эти имена подходят вам, так как вас можно сравнить и с мускусом, и с алебастром, и с розой, и с гранатом, и с кораллами, и с мускатным орехом, и вы ничего не потеряете от такого сравнения!
И продолжал он во все время трапезы говорить им такие любезности, что спрятавшийся за занавесом халиф, наблюдавший за ним с большим вниманием, не раз поздравил себя с тем, что устроил себе такое развлечение.