о разнообразных духах. В хорошо изученном фольклоре маринд-аним главное место занимают, так же как у центральноавстралийских племен, мифологические повествования о деяниях тотемических предков двойной полуживотной-получеловеческой природы (так называемые демы, аналогичные «вечным людям» австралийцев). События давно прошедших времен из жизни дем имеют решающие этиологические последствия. Например, пожар в Сендаре, вспыхнувший от «страсти» двух дем, привел к тому, что у казуара стали черными перья, а у аиста красными ноги. Некоторые предметы на местности или звезды на небе оказываются превращенными после завершения их земной жизни демами; тем более это относится к животным: Геб по пальме взобрался на небо (его преследовали взрослые мужчины с оскорбительными намерениями) и превратился в «Лунного человека». Жены месяца звезды; две из них ленивая и прилежная девушки по имени Манди и Охом, также убежавшие на небо. Преследуемый рыбий вор превращается в баклана, мужчины, учившиеся летать, превратились в птиц-носорогов, девушка прижалась к стволу пальмы, как ящерица, и стала ящерицей. Превращение тотемических предков в звезды, животных (в частности, превращение преследуемых людей в животных, птиц, рыб) встречается по всей Океании, включая Австралию. Превращение одних существ в другие, возникновение или изготовление растений из животных, животных из растений и т. д. составляет характерную группу этиологических мотивов: люди произошли, по мнению маринд-аним, из бамбука, бетелевая пальма из кожи крокодила, банан и таро из груди женщины или банан из раны Геба, рыба из плодов дерева, кенгуру из костей великана, москиты из головы кенгуру, большие деревья из копья и т. д. Этиологическое превращение может происходить в любом направлении. В мифе маринд-аним в соответствии с тотемическими представлениями люди превратились в птиц-носорогов, а от птиц-носорогов произошли дигульцы. По всей Океании и вне связи с тотемизмом распространен миф как о происхождении человека из кокоса, так и кокоса из головы человека. Некоторые из этих этиологических мотивов подсказаны внешним сходством головы и кокоса, бетелевых листьев и крокодиловой кожи и т. д.
Так же как и у австралийцев, у маринд-аним и других папуасским племен этиологические мифы прежде всего объясняют особенности ландшафта в пределах местности, обитаемой данной племенной группой. Благодаря такой ограниченности своим «микрокосмом» мифы о тотемических предках неотделимы от того, что фольклористы обычно называют местными преданиями и легендами. В этих рамках тотемические предки выступают как своего рода демиурги и культурные герои: о-в Хабе был отколот палицей демы по имени Деви; плотина, выстроенная двумя другими демами Арамембом и Упикак, связывает остров с сушей. Арамемб первый охотился при помощи копья и лука, которые сделал ему его отец, Громовник Дивахиб дает людям свою копьеметалку, которая служит им и на охоте и в культе Имо, и т. д.
У части папуасоязычных байнингов (Новая Британия) имеются сказания о братьях (Сирини и Гоаткнум), весьма сходные, а может быть, и заимствованные от соседних меланезийцев гунантуна (папаратава). У тех же байнингов имеется и сказание об едином антропоморфном культурном герое Ригенмухе, первосоздателе всех вещей, покровителе посвятительных обрядов. Ригенмуха очень напоминает мифических героев Восточной Австралии (вроде Байаме, Дарамулуна или «предков» Мура-Мура). Ригенмуха, Сидо, Квойам и другие мифические герои папуасов теснейшим образом связаны с календарными обрядами и садовой магией. Этим мифы о культурных героях у папуасов отчетливо отличаются от собственно меланезийских. Косвенно связаны с садовой магией у папуасов и многочисленные «сказки» о духах, в частности популярный сюжет об умершем муже, который является своей вдове, уводит ее в царство мертвых, откуда ей с трудом удается вернуться. Такая «сказка», рассказываемая в начале дождливого сезона в специальных хижинах, построенных в садах, в сопровождении трапезы из свежих листьев, имеет, однако, не только магический, но в гораздо большей мере нравоучительный характер.
Фольклор меланезийцев на северо-западных островах почти столь же архаичен, как и у папуасов. На о-вах Тробрианд, по данным Малиновского, преобладают мифы (лилиу), непосредственно связанные с календарными ритуалами и земледельческой магией; даже сказки «кукванебу», рассказываемые для развлечения в дождливый сезон, оканчиваются магической формулой плодородия.
В Центральной и Южной Меланезии тотемизм сохранился лишь в виде пережитков (главным образом в обозначении экзогамных фратрий); исключительно высокого развития достигли
анимистические верования, в которых отчетливо дифференцируются духи мертвых (лиоа, тиндало, тамате, табаран и т. д.) от духов природы (вигона, вуи, кайя и др.). Имеются зачатки дифференцированных представлений о посмертной судьбе, о лучшем положении душ людей выдающихся, обладавших силой «мана». Последние очень часто делаются объектом специального культа.
Центральную часть повествовательного фольклора меланезийцев составляет мифологический «эпос» в виде цикла сказаний о культурных героях братьях-близнецах. Правда, циклизация этиологических мифов вокруг этих персонажей не вполне завершена; в некоторых вариантах сказаний о добывании огня, пресной воды, о происхождении ночи и смерти фигурирует некая мифическая старуха (порой отождествляемая с матерью культурных героев). В других случаях в роли демиурга выступает могущественный дух-змей; таков, например, кайя То-Лагулагу у гунантуна на о-ве Новая Британия; в форме змей выступают демиурги и культурные герои на Сан-Кристобале (Агунуа), Фиджи (Нденгеи), о-ве Россел (Во-найо).