Никифор Гойда - Фельдшер XV века стр 2.

Шрифт
Фон

Глава 2

Я медленно сел, расправляя плечи. Одежда подсохла, но запахи этого времени уже въелись в куртку намертво. В голове гул. Не от боли, а от перегрузки. Будто мозг пытался разложить всё по полочкам: лес, дети, деревня, ребёнок с отёком, шприц в чужую эпоху, взгляд кузнеца И главное я здесь. И пока не понимаю, как жить дальше.

Сумка лежала рядом, словно якорь. Пока в ней оставалось хоть что-то она была нужна.

Марфа проснулась, поднялась, глядя на меня с прищуром.

Гляжу, не удрал. Уже похвально.

Не в моих привычках. Удрать легко. Остаться трудно.

Она усмехнулась, накинула платок.

Сейчас хлеб поставлю, чай с травами попьём. Потом к попу пойдёшь.

К попу?

Батюшка у нас строгий. Сам пришёл бы, но у него гонору она кивнула. Его надо убедить, что ты не ведьмак. А то мало ли

А если не поверит?

Тогда сожжёт, хмыкнула Марфа. Шутка. Или нет.

Завтрак был прост: лепёшка с кислинкой, квас с запахом меда и трав. Травы мне были знакомы чабрец, иван-чай, зверобой. Всё это я знал ещё с бабкиных времён та учила собирать, сушить, заваривать. Глубоко в душе что-то ёкнуло: детство, печка, деревянный дом, Алтай

Когда вышел на улицу морозно потянуло по щекам. День был серым, но свежим. Вокруг избы, плетни, дым, редкие люди, снующие с вёдрами и дровами. Все останавливались, смотрели. Кто с интересом, кто с подозрением.

Выглядел я, конечно, странно. Моя современная куртка уже запачканная, но явно не из здешнего мира. Брюки, берцы Надо будет что-то придумать с одеждой. Хотя бы не выделяться, иначе живьём сожгут.

Церковь стояла чуть в стороне от остальных построек низкая, деревянная, с потемневшим крестом. Рядом колодец, лавка, где сидел сухощавый мужик в рясе. На голове шапка, лицо суровое, взгляд цепкий.

Ты и есть лекарь? спросил он, не поднимаясь.

Я, Дмитрий. Фельдшер.

Что за слово такое? Небось с латинского?

Не совсем. У нас так называют тех, кто лечит людей. Я умею оказывать первую помощь, делать снадобья, перевязкии много чего ещё.

Он встал, подошёл ближе. Обнюхал буквально.

Не пахнешь серой. Глаз не дёргается. А дитя Григория спас ты?

Я.

Уколом иголки?

Да. Есть средство, которое выходит из иглы. Быстрое. Отдохнуть не даёт, сердце разгоняет. Помогает, когда счёт на минуты.

А это не от дьявола скажи? Откуда у тебя такие чудеса?

Я выдержал паузу.

Я не чудеса творю. Я просто знаю, что делать. Учился. Работал. Видел смерть и жизни, которых спасали простые действия. Тут нет колдовства. Только опыт.

Он молчал. Потом сказал:

Пойдём. Проверю тебя. Отче наш знаешь?

Могу попытаться вспомнить.

Церковь внутри была такой, как и ожидал: тёмная, с резным иконостасом, запах воска и дыма. Он дал мне святую воду. Я не зашипел. Прочитал молитву как мог. Приложился к иконе.

Он кивнул:

Видимо, не ведьмак. Но глаз с тебя не спущу. Ступай домой.

Вернувшись к Марфе, я спустя час услышал с улицы крик:

Батюшка! Батюшка захлёбывается!

Выбежал. Толпа возле дома священника. Женщина плачет, кто-то суетится. Батюшка сидел на крыльце, лицо красное, глаза на лоб захлёбывался. Во рту пена, хрип.

Поперхнулся. Еда? Кость? Инородное тело? Приём Хеймлиха техника старая, но рабочая. Подбежал, встал сзади, сцепил руки под рёбрами, толкнул.

Раз.

Два.

Три.

Изо рта батюшки вылетел кусок варёного куриного мяса. Он закашлялся, схватился за грудь, вдохнул.

Толпа ахнула.

Он повернул ко мне лицо. Красное, мокрое, но с проблеском жизни.

Ты снова ты.

Я просто не люблю, когда умирают.

Он сплюнул, крякнул, опёрся на стену.

Допустим, ты не колдун. А просто чудак с мозгами.

Я предпочитаю "лекарь".

Что ж. Пусть будет так.

Вечером сидел у печки. Печь трещала, как старая лошадь, бросая в лицо тепло. Марфа поставила мне миску с похлёбкой капуста, крупа, кусочек сала.

Спасибо, сказал я.

За что?

За еду. За печь. За то, что не выгнала.

Она пожала плечами.

Люди боятся чужаков. Но если ты не вредишь то польза с тебя может выйти. Посмотрим.

Я кивнул. Вечер затихал. За окнами стонал ветер. Где-то далеко лай собак. Здесь был свой мир, со своими законами. И мне придётся в нём жить.

Я потянулся, устроился на лавке. Глаза закрывались. Но сон не шёл.

Как же я сюда попал?

Перед глазами снова дорога, УАЗик-буханка, вызов. Женщина без сознания. Капельница. Миг и тишина. Вспышка. Ничего больше.

Я просто исчез. И появился здесь.

Это необъяснимо. Никаких улик, логики. Ни сна, ни фантазии. Просто факт.

Я здесь. В прошлом. Видимо, на Руси. В 1471 году (узнал у батюшки).

Нет выхода. Нет понимания. Только я, моя сумка и мои знания.

Значит, буду лечить. Жить. И, может быть выживать.

Глава 3

Я потянулся, садясь на лавке. Одеяло сползло, и сразу стало зябко. Сел, натягивая куртку, под которой спал. Всё ещё не привык без отопления, без электричества, без окон со стеклом Только я, мир пятнадцатого века, и глиняный пол.

Очнулся, лекарь? Возьми одёжку, батюшка помог. Твоя совсем плоха раздался голос от печи.

Марфа стояла у очага, повязанная полотенцем, в тёмной длинной рубахе, с приподнятыми рукавами. На лице ни тени усталости, хотя, судя по углям, встала она давно.

Очнулся, ответил я. И уже чую, как пахнет репой. Не поверишь, в моём краю я её не ел лет десять.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке