Толстой с сожалением проследил за монетой.
Или не прилгнул. Накатал оду во славу Красной Армии, ЧеКа или что-нибудь в этом роде, ему и заплатили, сказал он.
Кельнер по второму толстовскому (шаляпинскому) талону собрал пакет еды, Толстой взял его и поднялся из-за стола:
До завтра. Мне домочадцев кормить, а то сидят голодные и ушёл.
Мдя протянул Аверченко. А ведь он писать пошёл.
Простите, что? повернулся к нему Дорошевич.
Он каждый день вынь да положи пять страниц текста выдаёт. Труженик.
И куда же он их пристраивает?
Впрок заготавливает. И в Берлине публикует.
Это где же?
Да чёрт его поймешь. Я посылал письмо по адресу издательства, ни ответа, ни привета. Не того я калибра, видно, с грустью сказал Аверченко.
Арехин слушал разговор двух литераторов, пил кофе, и думал, что делать сегодня вечером. В газете, которую он действительно просматривал до той минуты, когда Есенин навязался с «сеятелем», он заметил целый раздел объявлений знатоков древней медицины, обещавших молодость, ум, привлекательность и обаяние в одном флаконе всего за двадцать пять крон это была максимальная цена доктора медицины, философии и астрологии в одном лице. Пойти, что ли, купить для Крупской дюжину флаконов именно столько можно было взять за есенинского сеятеля и считать, что поручение выполнено? И взятки сладки, и девки гладки.
Нет, это будет нехорошо. Он надеялся встретиться с Чапеком, журналистом, литератором и сценаристом снимаемой фильмы. Говорили, что Чапек непременно придёт в кафе, но что-то опаздывал.
Вместо Чапека к ним подошёл поджарый мужчина в изрядно поношенном костюме:
Господа Толстой, Дорошевич, Аверченко и Арехин?
Дорошевич и Аверченко переглянулись. Не понять вопрос было сложно, но сложно было и ответить. Слабо в России с разговорным немецким. А с чешским и того хуже.
Толстой ушел, остальные перед вами ответил Арехин.
Вам всем следует незамедлительно вернуться в студию Гавелов.
На каком основании?
Приказ инспектора Богоутека.
Приказ есть приказ, он передал сказанное сотрапезникам и встал из-за стола.
Вопрос, чем занять вечер, решился независимо от него.
Глава 3
При виде вошедших он повёл рукой, давая понять, что можно сесть.
Сесть всем троим пришлось на диванчик.
Уместились. Агент же, доставивший их сюда, встал в дверях, всем видом показывая, что запросто, без позволения инспектора Богоутека, никто отсюда не выйдет.
Никто и не собирался.
Господа, кто из вас Арехин? спросил инспектор.
Пришлось признаться.
Это при вас работали с шахматным столом?
Начали работать при мне. А потом я ушёл в буфет.
Работали эти люди? Приглядитесь внимательно.
Арехин пригляделся на мастеровых. Те заволновались.
Нет. Работали другие люди.
Вы в этом уверены?
Совершенно уверен.
Можете описать их?
Могу, и Арехин выдал описание обоих, словно из учебника криминалистики для младших чинов сыскной полиции.
Инспектор оторвался от блокнота.
Вы работали в полиции?
В Московском уголовном сыске.
А вы, господа? обратился инспектор к Аверченко и Дорошевичу. Вы, часом, не полицейские?
Те отрицательно покачали головами и даже руки перед собой выставили какие уж полицейские, помилуйте, мы обыкновенные литераторы в эмиграции.
Жаль, сказал инспектор. Но, может быть, и вы что-нибудь скажете про тех, кто днём работал над шахматным столом?
Я видел, что работали, а кто, каковы из себя, признаюсь, внимания не обратил. В роль погрузился, в образ. Клясться не стану, но на этих Аверченко указал на мастеровых по форме похожи, а по содержанию нет.
А попроще?
Одеты так же, или очень похоже. А личности другие.
Что вы имеете добавить? спросил инспектор Дорошевича.
Присоединяюсь к вышесказанному. Но вам лучше бы помощника режиссера спросить, пана Кейша. Он с ними занимался, бумаги какие-то подписывал, сказал Дорошевич.
М-да Посидите-ка здесь. А вы, господин Арехин, пройдемте со мной.
Они вошли в зал, служивший съёмочным павильоном.
Вы за тем столом сидите?
Да, за шахматным. По роли. Механического турка изображал.
И вот эту переднюю панель устанавливали при вас?
Эту.
Вы можете её откинуть?
Пожалуй. Я видел, как мастеровые приладили специальную задвижку, вот здесь, Арехин нажал. Панель приоткрылась, открыть полностью её пришлось руками.
Узнаёте? спросил комиссар.
Внутри шахматного стола сидел, вернее, полулежал ассистент режиссёра пан Кейш.
Арехин осторожно коснулся его шеи. Пульса не было, и температура снижена градуса на четыре против температуры живого человека.
Он не торопился убирать руку с наружной сонной артерии.
Он мёртв, мы проверили, сказал инспектор.
А врач его осматривал?
За врачом послали.
Арехин ощутил под пальцами даже не пульсовую волну, а так волнушку.
Мне кажется, что пан Кейш не мёртв, а находится в тотальном параличе, сказал Арехин.
То есть?
Будь он мёртв хотя нет ни следов крови, ни запаха пороха, ни пятен удушения, тут бы стоял аромат, пардон, нужника. Умирая, люди опорожняют кишечник и мочевой пузырь. А этого я не чувствую.
Ну
Конечно, его могли убить в другом месте, обмыть, переодеть и принести сюда. Но слишком уж сложный способ убийства. И потом, я уловил пульс. Слабый, один удар на полторы минуты. Впрочем, доктор, внимательно осмотрев тело, а лучше бы подключив к электрокардиографу, скажет вам наверное.