По этому талону можете пообедать в кафе «У братьев», это на этой же улице, квартал вниз, пояснил он.
Вы с нами? спросил Толстой Шаляпина.
Увы, нет. Мне сейчас на вечер в честь какого-то банка, сказал Шаляпин.
Тогда, быть может
Разумеется, разумеется, сказал Федор Иванович и отдал талон Толстому.
С уходом Шаляпина всё поскучнело.
Что ж, не всем ходить по банкетам, а «У братьев» кормят вполне прилично, проверено. Гурьевской каши не подадут, но гуляш с кнедликами там выше похвал, не дал вечеру испортиться Аверченко. Пора, господа, пора.
Вчетвером Аверченко, Толстой, Дорошевич и сам Арехин, они вышли на улицу. Солнце клонилось к закату, но до сумерек времени было предостаточно. Конец мая, время долгих светлых вечеров и коротких соловьиных ночей.
Тёплый ветерок, девушки с кавалерами неспешно гуляют под липами, каштанами и прочими романтическими деревьями, извозчики, никого не ругающие, лошади с подвязанными под хвостами навозоприёмниками всё дышало миром и покоем. Да и пора бы.
Кафе оказалось рядом, даже слишком рядом Арехин был бы не прочь пройти ещё два-три квартала, остывая от суматохи творческого процесса.
Они вошли.
Господа, садимся вместе, только вместе! в отсутствии Шаляпина пост председателя занял Толстой. Никто и не претендовал.
Кельнер проводил их к столу на шестерых, за которым поместились бы и восемь человек послевоенной комплекции.
По талонам полагался порционный обед, в ожидании которого им предложили по кружке пива.
Арехин отодвинул кружку в сторону.
Не нравится? А по мне, так очень даже приличное пиво, сказал Аверченко.
Я на диете, объяснил Арехин.
Тогда позвольте, не пропадать же добру, перехватил кружку Толстой.
На здоровье.
Аверченко только крякнул, и, немного подумав, заказал рюмку сливовицы уже на живые деньги.
В финале обеда был подан кофе, где ячменя было немного меньше, а натурального кофе немного больше, нежели в том, что подавали в буфете.
Я слышал, что Гавелы собираются перенести студию из Праги в предместье, кажется, в Баррандов там и дешевле выйдет, и просторнее, сказал Дорошевич.
За чем же дело? скорее, для поддержки разговора, чем из любопытства, спросил Аверченко.
Как обычно, за деньгами.
С деньгами создать не фокус хоть студию, хоть газету, хоть цирк шапито, сказал Толстой. Дополнительная кружка пива сделала его добродушным. Будь у меня сто тысяч золотом, уж я бы тогда
Что? спросил Арехин.
Толстой понял, что вопрос непраздный.
Я бы дом купил хороший, тысяч за сорок, сорок пять, а на остальные деньги жил бы и поживал.
А для жизненного интереса? вмешался Дорошевич.
Жизненного интереса на долю каждого из нас уже выпало столько, что хватит на всё оставшееся время. Сиди, обдумывай, делай выводы, пиши. Мы тут все писатели за исключением вас, господин Арехин, но вам здесь, пожалуй, повезло.
В чем же моё везение?
Вы ведь шахматный игрок, не так ли?
Игрок. Шахматный.
И вам всё равно с кем играть с французом, чехом, норвежцем или американцем?
Национальность соперника не имеет ровно никакого значения, подтвердил Арехин.
А язык?
Достаточно знать дюжину французских фраз. В крайнем случае, можно обратиться к судье соревнования.
Следовательно, профессиональная деятельность для вас не ограничена. Писательство другое дело. Кому нужны в Париже или Берлине русские писатели? У них и своих избыток. А хоть и не хватало бы русского языка они не знают.
А перевести?
Пробовали. Не раскупают. То ли переведено плохо, то ли неинтересны мы французам, как рассказчики. А переводчик ушлый пошёл, деньги вперёд хочет. Остаётся наш брат эмигрант. Но и эмигранту не до чтения, он на пропитание средства ищет. Разве что в газете рассказик прочитает на сон грядущий. Но русских газет, которые платят хоть какие-то гонорары, мало. А нас, писателей
два парохода Толстой раскраснелся, говорил громко. Видно, вторая кружка пива подействовала. Следовательно, последнее время он воздерживался от алкоголя. Судя по всему вынужденно.
Арехин в ответ достал из потайного кармашка «сеятеля» и положил на стол.
Что это? спросил Толстой.
Червонец.
Советский? Толстой взял монету, поднёс поближе к глазам.
Самый что ни на есть.
И зачем вы его нам показываете?
Да так Выиграл давеча. У Есенина. Мы с ним случайно в одной гостинице встретились.
Это в которой?
«Злата Гуса».
Однако! не удержались и Дорошевич с Аверченко. Для них «Злата Гуса» была символом прежней жизни, достатка, солидности.
Есенин ведь тоже из писательского цеха, если не ошибаюсь. Или вы с поэтами врозь? Я в холле газеты читал. Есенин подошёл, поговорили немного, и он предложил сыграть в шахматы. Извольте, такса обыкновенная десять рублей золотом. Думал, образумится: с гроссмейстерами многие не прочь сразиться, да не все готовы рискнуть мошной. Есенин был готов. Что, говорит, такое десять рублей, две строчки.
Ну, это он прилгнул. Не платят ему по пятерке за строчку, да ещё золотом, сказал Дорошевич.
Мы сыграли партию, я выиграл, продолжил Арехин, никак не реагируя на реплику Дорошевича. Он расплатился, второй золотой на доску положил, хотел реванш. Да женщина с ним была, увела им на приём нужно было спешить. Вот так я и обзавелся новым российским червонцем. Вы позволите? Арехин взял из рук Толстого золотого «сеятеля» и вернул в потайной кармашек.