Не стоит иронизировать, господин Арехин. С револьвером я, без навыка, без привычки стрелять, буду столь же беззащитен от неведомого убийцы, как и без револьвера. Или мне подозревать каждого прохожего?
Если без иронии то да. Каждого прохожего. Прямо пропорционально близости к нему.
Хорошо, я заподозрил пятого, восьмого, двенадцатого и пятнадцатого прохожего. Мне что, стрелять первым? Прямая дорога либо в сумасшедший дом, либо в тюрьму.
Нет, нет. Прежде, чем дело дойдёт до стрельбы, подозрение должно перейти в уверенность.
И как же оно перейдёт? Если опытным путём, то меня опять-таки восемь раз успеют убить. На лице убийцы же не написано большими буквами «убийца»!
Вообще-то написано, правда, буквы не всегда разборчивые. Но, если говорить прямо, без экивоков, придется признать: обыкновенный человек перед убийцей беззащитен. А призыв находиться в людных местах преследует лишь цель иметь свидетелей вашего убийства. Простой, заурядный убийца свидетелей, пожалуй, поостережётся и убивать вас не будет. Так что совет инспектора Богоутека правильный. Боюсь только, что наш убийца, или, вероятнее, убийцы, люди незаурядные. Профессионалы. Они и гримироваться умеют, и живут не в Праге, а в Вене, Берлине, Варшаве или ещё где-нибудь. Сделал такой человек дело, сел в вагон второго класса, и назавтра уже в Цюрихе. А в Цюрихе он законопослушный гражданин, мухи не обидит, окурок мимо урны не пронесет, цюрихская полиция считает его прилежным букинистом.
Почему букинистом?
К слову пришлось. И объясняет отлучки, если вдруг придётся: да, был в Праге, искал редкие книги. Не придерёшься.
Получается, человек бессилен перед ними?
Нет. Профессионализм их сила, но их же и слабость. Убийство для них деловая операция. Они убивают не за идею, не из ненависти, а за деньги.
Что ж, мне их перекупить, что ли?
Это вряд ли, убийца должен поддерживать репутацию, а если пойдет слух, что его можно перекупить, цена тут же упадет в грязь. Нет, нужно показать убийце, что риск слишком велик. Двадцать процентов, что убьёшь и получишь гонорар, а восемьдесят что тебя убьют, и, следовательно, никакого гонорара не будет.
Но как это сделать?
Богачи нанимают телохранителей из числа таких же убийц. Остальным приходится заботиться о себе самим же. Потому я и советую вам купить револьвер. Это сейчас вы думаете, что не сможете выстрелить. А дойдет до дела
И многих убили лично вы? спросил Чапек ехидно.
Вообще, или в этом году?
Пусть будет вообще.
Многих. Война, послевоенный бандитизм А вы, господин Чапек, воевали?
Нет, с достоинством ответил Чапек. У меня плоскостопие. И вообще, чехи народ мирный и против братьев-славян за интересы Габсбургов умирать не хотели.
Это замечательно. Действительно, что за радость умирать за Габсбургов. У нас в России желающих отдать жизнь за Габсбургов тоже не нашлось. Но что будет теперь, когда Чехия сбросила ярмо императорского гнёта, что будет, если на неё нападет подлый враг?
Какой подлый враг?
Да любой. Пока Чехия входила в империю, мелочь ей была не страшна, но теперь, в одиночном плавании
Я уверен, что люди после этой войны не будут воевать лет двести.
Я и за двадцать не поручусь, мрачно ответил Арехин. Сколь медленно не пил он кофе, но всё же допил синхронно с Чапеком.
Что ж, было приятно побеседовать, сказал Чапек, расплачиваясь с официантом.
Они покинули кафе. За время, проведенное в «Чёрном Лебеде», стемнело, а фонари горели очень скупо. С пятого на десятый. Во всяком случае, в этом районе.
Арехин снял очки и уложил их в металлический футляр. Стальной, если быть точным. В меру массивный: карман не оттянет, череп не проломит, но оглушить может. Военно-полевой наркоз. Применялся неоднократно.
Вы куда? спросил его Чапек.
Да хочу по набережной пройтись. Люблю, знаете, ночную реку: то русалки помстятся, то ладью Харона вдруг увижу, то редкую птицу, долетевшую до середины и застывшую над поверхностью в недоумении: что делать дальше?
Нам по пути сказал Чапек. Дойдем до Карлова моста, а там я почти дома.
И я, согласился Арехин.
До моста идти было неблизко, но он никуда и не спешил.
Прошли сто метров, двести, пока в особо темной части набережной, под деревьями их не нагнала та четвёрка, что кофейничала вместе с ними в «Чёрном Лебеде».
Стойте, панове, сказал один из них почти ласково.
В чем дело, господа? спросил Чапек.
Дело в вас. Именно в вас. Другой пан может идти дальше, а вам придется остаться здесь. Боюсь, надолго, если не навсегда.
Будь на небе луна, и не будь
над ними деревьев, можно было бы увидеть зловещие отблески света на выкидных ножах бандитов.
Но Арехин видел их и так, без света.
Покуда Чапек пытался взывать к благоразумию бандитов, он повернул особый рычажок на трости, и та превратилась в шпагу. Оружие устаревшее, в моде разве у немецких студентов, но всяко длиннее ножей. Без долгих разговоров он заколол первого: на руку сыграла темнота. Второй, услышав движение, повернулся в его сторону, но лишь для того, чтобы удобнее было попасть в цель: между третьим и четвертым ребром слева от грудины. Хотя ребра были прикрыты и плотью, и одеждой, Арехин не сомневался, что клинок достиг цели. Третий открыл рот, пытаясь крикнуть что-то угрожающее, и Арехин рубящим ударом рассек тому горло. Какая гадость.