Да что ж это такое ?! не выдержала я наконец. Уйди, Лялька, с глаз долой, не мешайся. Пойди лучше на кухню, выпей кофе. Папа как раз только что сварил.
Кофе на кухне гостям не предлагают, съязвила Лялька.
Ну тогда катись в столовую.
Вообще-то, как таковой кухни в нашей квартире, по правде говоря, нет. Когда после моего развода со Степкиным отцом и моим бывшим мужем, Лаврушиным Михаилом Александровичем, и размена нашей общей квартиры, мы со Степкой оказались в этих двухкомнатных «апартаментах» в двадцать восемь квадратных метров, я решила не идти традиционным путем, а использовать имеющуюся площадь максимально эффективно. То есть одна комната отводилась Степану, кухня под мою спальню, а из большой комнаты мы сделали кухню-столовую. Но поскольку, помимо круглого стола и кухонной мебели, здесь стояли еще диван и кресла, то это помещение служило одновременно и гостиной. Все в одном флаконе и чрезвычайно удобно, я уж не говорю, насколько функционально.
Лялька фыркнула и отправилась в кухню-столовую-гостиную, и уже через пять минут оттуда донесся ее русалочий смех и журчание папашкиного баритона.
Мой отец, Самсонов Викентий Павлович, мужчина в расцвете лет. В этом году ему исполняется шестьдесят. Но пока шестьдесят еще не исполнилось, он с гордостью говорит, что ему всего пятьдесят девять, и при этом сильно напирает на слово «пятьдесят». Несмотря на то, что отец мужчина серьезный, профессор и все такое прочее, но в мирской жизни он, как бы это получше выразиться... ну в общем большой ценитель женской красоты. Он сделал счастливыми море женщин, если не сказать океан. Правда, потом они, эти же самые женщины, из-за него же становились до чрезвычайности несчастными. Мама несчастной быть не захотела и пять лет назад развелась с этим «отпетым донжуаном»,
как она тогда выразилась. Теперь она счастливо живет со своим новым французским мужем, тоже переводчиком, как и она. А отец не перестает надеяться, что мамочка когда-нибудь все же бросит этого «французишку» и вернется к семье, к мужу, к нему то есть, и к детям, к нам, то есть ко мне и моему брату, который, к слову сказать, временно живет в другой стране и вернуться к нему довольно сложно.
Марьяша, Лялька высунулась из столовой, у тебя лишние джинсы есть?
Лишнего не держим, отрезала я. Только самое необходимое. К тому же в мои джинсы ты все равно не влезешь.
Это был сознательный удар ниже пояса. Я злилась на Ляльку за то, что она всегда беспардонно лезла в мою жизнь и при этом все вопросы решала единогласно, то есть одним своим голосом. Что скажет, то и будет. А может быть, я не согласна?
Но сегодня Лялька почему-то не обиделась.
Да ладно, не жмоться, заныла она, дай какие-нибудь джинсы-стрейч, как-нибудь натяну. Не поеду же я в своем эксклюзиве. Лялька указала на свой нежно-персиковый костюмчик от «Живанши».
А в «эксклюзиве» надо дома сидеть. Я надавила коленом на сумку и застегнула молнию. Все готово, сказала я. Можно ехать. Пап, ты термос зарядил?
Отец вышел из кухни с двухлитровым никелированным термосом.
И бутерброды нарезал.
В это время зазвонил его мобильник. Отец взял трубку, и в его голосе тут же появились особые, хорошо мне знакомые нотки.
Сразу стало ясно, что звонила дама.
Да, Аллочка, конечно, помню... Да, конечно... Что?! Как послезавтра? Ведь ваша предзащита назначена на двадцатое... А я как раз собираюсь уезжать...
В трубке отчаянно завизжал голосок какой-то Аллочки, которая очень возражала против отъезда своего... научного руководителя. В голосе отца снова произошли изменения, и мне это сразу как-то не понравилось.
Не надо плакать, Аллочка, сказал он голосом, каким обычно говорят мужчины, на которых можно в жизни положиться. Я сделаю все, что смогу.
После этих слов я уже по-настоящему занервничала.
Что значит «все, что смогу». Единственное, что в ближайшее время он должен смочь, это найти Фиру. А все Аллочки мира могут пока подождать.
Но, увы, не для моего отца. Он сказал в трубку, что попытается все уладить и, отключив телефон, с виноватым видом уставился на меня.
У моей аспирантки, Аллочки... то есть у Аллы Леонидовны Переверзевой, поправился он, послезавтра предзащита. Работа ее хорошая, но ты же знаешь, как легко завалить молодого диссертанта. И если что-то пойдет не так, ее даже некому будет поддержать.
Отец смотрел на меня с ожиданием понимания и поддержки. «Ну всем нужно понимание, зло подумала я, и Аллочке, и отцу, и еще хрен знает кому. Одной мне оно не нужно. Зря я отказалась от Максовой помощи. Уж лучше ехать с жутким Володей, чем совсем одной». От злости я шваркнула сумку на пол.
Да что ты нервничаешь, Марьяшка? встряла Лялька. Пусть Викентий Павлович остается со своей Аллочкой... то есть с Аллой Леонидовной. Лялька подмигнула мне красиво накрашенным глазом. А мы с тобой смотаемся в Киев. Мне все равно на праздники делать нечего.
Лялька схватила первые попавшиеся сумки и направилась к выходу.
Только заедем сначала ко мне, бросила она на ходу. Переодеться надо.
Я тоже подхватила сумки и двинулась вслед за подругой, но тут снова зазвонил телефон. Это звонил Макс из аэропорта.