Неловко признавать, что судьбоносная встреча произошла в одном заведении на Оксфорд-стрит, которое часто посещали благородные дамы, когда прогуливались по дорогому торговому району, но о котором предпочитали не упоминать, в первой Общественной дамской комнате Лондона.
Возможность воспользоваться сим великолепным новшеством, тактично признающим тот факт, что леди из хороших семей больше не проводят дни дома, в непосредственной близости от собственной уборной, оценивалась всего в пенни и оно того стоило, когда приходила нужда (хотя за ту же сумму любой ребенок из Ист-Энда мог получить и хлеб, и молоко, и одно занятие по грамматике).
Необходимость оплачивать вход обеспечивала уверенность в том, что заведение будут посещать по большей части дамы благородные, даже если время от времени в него нет-нет да и заглянет трудолюбивая девушка из тех, что сами зарабатывают себе на жизнь, вроде Лианы Месхол с ее накладными кудрями и в модном, но дешевом платье, не сделанном на заказ, а купленном в магазине готовой одежды.
Однако в тот день я замаскировалась не под несколько вульгарную Лиану Месхол. Так вышло, что расследование привело меня в район Британского музея куда, к сожалению, частенько захаживали оба моих брата, и потому я переоделась в ученую даму: убрала свои тонкие волосы в скромный пучок и скрыла узкое землисто-бледное лицо за очками в оправе из черного дерева. Благодаря им мой довольно крупный нос казался не таким выдающимся, а на меня саму никто не обращал внимания, поскольку ни одна модная леди не позволила бы
себе ходить в очках.
В платье из качественной, но темной и плотной шерстяной ткани, а также в подобающе невзрачной шляпке я зашла в Общественную дамскую комнату, чтобы немного отдохнуть и посидеть на коричневом кожаном диване в уютном зале, где пол и стены были выложены плиткой под мрамор и куда за мной не могли последовать ни Шерлок, ни Майкрофт.
День у меня тогда выдался напряженный ученых женского пола мужская часть населения Лондона не жалует, зато лишнего внимания я не привлекала: заглянуть в прохладный зал Общественной дамской комнаты и перевести дух в блаженной тени после утомительных походов по магазинам перед тем, как вернуться на пыльные и душные улицы, было делом обычным.
Прозвенел колокольчик, и служанка поспешила открыть дверь троице посетительниц. Они прошли совсем рядом со мной, поскольку я занимала диванчик у самого входа. Само собой, взгляда от газеты я не оторвала и, признаюсь, даже не проявила бы к ним никакого интереса, если бы не почувствовала в первую же секунду что-то неладное, а именно сильное напряжение между всеми тремя.
Я слышала, как шуршат шелковые нижние юбки, и больше ничего. Дамы не разговаривали друг с другом.
Мне стало любопытно, в чем дело, и я подняла глаза (но не голову, поскольку разглядывать других в открытую в высшей степени некрасиво), однако по их спинам мало что можно было понять.
Две солидные дамы в богатых нарядах с длинными пышными юбками держались по бокам от более юной стройной леди, одетой по последней парижской моде (в самом деле, тогда я впервые увидела «хромую» юбку не на манекене в универсальном магазине, а на живом человеке). Объемные банты лимонного цвета тянулись за подолом, будто шлейф, а саму желто-зеленую юбку более темного оттенка стягивал невидимый шнурок, создавая подобие второй талии на уровне колен. Остаток ткани топорщился во все стороны, образуя «колокол» в оборках, который полностью закрывал ступни; рюши на платье почти не шевелились при ходьбе, поскольку девушка могла шагнуть не более чем на десять дюймов. Я поморщилась, увидев, как она неловко ковыляет в этом безобразии: ведь в моих глазах ее худощавая фигура, хотя и не соответствовала идеалу то есть не напоминала по форме песочные часы, была очаровательна, и одеть ее в платье с громадной «хромой» юбкой было все равно что стянуть путами ноги оленя.
Здравый смысл часто становился жертвой моды кринолины и турнюры тому пример, но эта девушка, очевидно, совершенно потеряла голову, раз приобрела себе наряд, в котором положительно невозможно ходить!
Когда троица подошла ко входу во внутренний зал дамской комнаты, девушка остановилась.
Идем, дитя, приказала одна из матрон.
Обладательница «хромой» юбки-колокола ничего ей не ответила и в не самой изящной манере уселась в одно из кресел. Можно сказать, она прямо плюхнулась, чуть не потеряв равновесие, на темное кожаное сиденье в дальнем конце зала.
Когда девушка повернулась ко мне лицом, я чуть не ахнула от удивления ведь она была мне знакома! Ошибки быть не могло в памяти надежно отложились наши приключения, мои сестринские чувства к ней, необъятный ужас, охвативший меня, когда на нее напал душитель; ее умные, деликатные черты завораживали меня, словно пассы гипнотизера. Это была дочь баронета, левша, которую я однажды вызволила из рук лицемерного обманщика, достопочтенная Сесилия Алистер.
Однако ее спутниц я не узнавала. Где же мать Сесилии, обворожительная леди Теодора?
Что до самой Сесилии... Когда я встретилась с ней впервые холодной зимней ночью, она предстала передо мной голодной, замерзшей оборванкой с потухшим взглядом, однако сейчас ее внешний вид внушал куда большую тревогу. Лицо совершенно осунулось, и его не покидало выражение отчаяния. Она смотрела на нависших над нею дам, поджав пухлые губы, стиснув зубы и нахмурив брови, и в глазах ее пылала непокорность.