Ты подумай, горячился он за обедом, как только станция пустынна они летают, но не бомбят, стоит прибыть эшелону летят гостинцы. Черт знает что!
Я и сам ломал голову над загадочными бомбежками и решил во что бы то ни стало разгадать эту фашистскую загадку. Прошло еще несколько дней, настолько напряженных, что они показались минутами.
Как-то утром я сидел в комнате капитана, приводя в порядок нашу канцелярию. Сам Степанов был в городе, поэтому я с удобством развалился в его мягком кресле. Кресло некогда принадлежало какому-то сбежавшему фашистскому чиновнику, на его спинке был мастерски вырезан хищный германский орел.
Я просидел около часа и окончательно убедился в том, что призвания к канцелярской деятельности у меня нет. Всякие там «входящие», «исходящие» вызывали
отчаянную, до боли в скулах зевоту. Но вот хлопнула дверь, и высокий подтянутый офицер отвлек меня от нудного дела.
Вы комендант города?
Офицер носил майорские золотые погоны, видимо, приехал из тыла. Он был очень красив, выглядел весьма воинственно, возможно, оттого, что лихо, по-кавалерийски, закручивал пышные пшеничные усики. Но больше всего меня поразило обилие наград. Такого количества я ни у кого из простых смертных не видел.
У меня самого есть кое-что, у командира полка, где я когда-то служил, ордена занимали половину груди, но у этого лихого вояки не грудь, а целый иконостас, и главное ни одной медали! Но офицеру было некогда вникать в мои душевные переливы.
Вы что язык проглотили? А н-ну встать! Встать говорю! Смирно! Почему не приветствуете?
Я вскочил, вытянулся, но ливень грубых нравоучений не иссяк:
Распустились, а еще комендатура!
Товарищ майор, я не привык
А я не привык, чтобы меня перебивали. Этакая распущенность. Этакое безобразие, мальчишка!
Я вас прошу
Что? Всякая тыловая вошь будет
Это уж слишком. Я молча выдвинул ящик стола, вынул свой парабеллум, оттянул затвор, загоняя в ствол патрон. Майор стих. Остановился на полуслове.
Еще одно слово и больше вам говорить не придется! Майор прикинул, кто из нас быстрее может применить оружие, посмотрел на свою застегнутую кобуру, обмяк окончательно.
Ты извини, старшой. Погорячился. Бывает. Зубы, понимаешь, замучили, беда с ними.
Зубы?
Болят проклятые, прибыл лечить в госпиталь, а медики говорят флюс, и три дня загорать здесь придется. Эх, врачи, врачи. Да что я тебе толкую, ты (он посмотрел на мои нашивки знаки ранений) не хуже меня знаешь эту публику.
Я вспомнил рыжего доктора, покачал головой. Майор превратился в простецкого парня, сыпал прибаутками, хлопал меня по плечу.
Приятно, знаешь, своего фронтовичка встретить. Я думал здесь тыловой народец, а тут свои хлопцы. Да убери ты свою пушку. Вот. Порядок в танковых частях.
Майор поговорил еще немного, показал мне документы.
Проверь, старшой, смотри внимательно, а вдруг я какой-нибудь шпион, майор захохотал, натуженно закашлялся, схватился за щеку.
Ох, опять заныли. А я, собственно, вот по какому вопросу: устрой с жильем денька три придется все-таки здесь покантоваться. И как там ребята мои воюют? душа болит.
Я устроил майора на квартиру, проводил его до решетчатой чугунной ограды. Перед уходом он внимательно осмотрел комендатуру, поблагодарил и, прощаясь, сказал:
Ты, старшой, не сердись. Нервы, знаешь, всяко бывает, а вечерком давай двигай ко мне, выпьем по-гвардейски. Спиртяга есть знаменитый зверобой.
Майор лихо козырнул, вскочил в «Виллис» и умчался.
Этот человек вскоре исчез из моей памяти, запомнилась только странная фамилия Мартынято.
Днем я прошелся по городу. Был какой-то католический праздник, разодетые горожане толпились у костела, вздыхали. Я подошел ближе. Во дворе костела несколько человек, стоя на коленях, молились. Гудел орган, изнутри доносилось торжественное пение.
Амен! грозно произнес ксенз.
Два чистеньких мальчика вошли в толпу, размахивая кистями, разбрызгивали благовония. Я прислонился к ограде, слушал орган и смотрел по сторонам. По моим расчетам здесь должна быть Зося. Неожиданно вместо Зоси я увидел зеленый «Виллис». Он остановился в отдалении. Из машины выскочил майор, перешел улицу, посмотрел по сторонам и исчез в костеле.
Вот так номер, удивился я, зачем он туда пошел, да еще с черного хода! Странно. И фамилия странная Мартынято. Мартын-я-то, Я усмехнулся.
Чьи-то мягкие ладони закрыли мне глаза. Зося! Конечно, это была она, милая панна Зося. В белом пышном платье, свежая, розовая, она напоминала спелую черешню после утренней росы.
Вы прямо, как невеста. Девушка покраснела и кокетливо улыбнулась.
Я вам нравлюсь?
Я хотел ее обнять, но Зося отпрянула.
Цо-вы, цо-вы, тутай дом пана бога, тутай не можно!
Она набожно перекрестилась по-католически ладошкой.
Зося взяла меня под руку, мы вышли на площадь, в заросший высоким кустарником садик, сели на скамейку.
А здесь можно?
Зося засмеялась, бросила осторожный взгляд на костел и крепко меня поцеловала. Тут же она отодвинулась.
Смотрите, люди выходят из костела.
Все кончилось?
Так. Вшистко, вшистко.
Мы просидели около часа, нужно было уходить.