II
рошло несколько дней. Поиски убийц лейтенанта Сибирцева были тщетны. Капитан ругался. Я деятельно ему помогал, но дело не двигалось.
Свободное от работы время, хотя его было крайне мало, я уделял одной хорошенькой девушке, с которой недавно познакомился. Звали ее Зося. Это была та самая девушка, которая смотрела на нас с капитаном у костела. Я подружился с ней. Девушка понравилась мне сразу еще тогда, у костела. Кажется, у опытных людей это и называется любовью с первого взгляда. Не знаю, может быть. Во всяком случае мне трудно об этом судить, так как раньше со мной ничего подобного не бывало.
Просто я хотел быть все время с Зосей вместе, видеть ее синие, чистые глаза, милую улыбку, слышать приятный голосок, мягко выговаривающий трудные русские слога. Просто я часто думал о ней, мечтал сделать для нее что-то необычайное, отчаянно героическое, просто я все свободное время уделял ей, вот и все. Может быть, это и есть любовь.
Вечером после инструктажа патрулей я попрощался с капитаном и пошел к Зосе. Город, казалось, вымер. Я шел через бульвар к костелу. От клумб поднимался дурманящий запах ночного цветка табака. Украдкой оглянувшись, я присел к клумбе и нарвал букетик цветов. Мысленно я поругивал себя. Ну разве можно коменданту, лицу, на которое возложена ответственность за город и его обитателей, так некрасиво поступать? Цветы тоже народная собственность. Совесть погрызла меня я выставил «оправдание». Не могу же я прийти к девушке без цветов, а купить негде.
Зося ждала у костела. Под луной ее голубое платье казалось совсем воздушным, прозрачным. Она прикрепила белую звездочку табака к волосам, и мы медленно пошли по пустынному городку.
Вы знаете, пан лейтенант, я нарушаю постановление пана коменданта, кокетливо улыбнулась Зося.
Во-первых, я не пан, во-вторых, у меня есть имя, а в-третьих, какое еще постановление?
А то, где запрещается цивильным ночью ходить по городу.
Ничего, панна Зося. Я разрешаю.
Мы рассмеялись.
Зося взяла мою фуражку
и растрепала мне волосы. Я посмотрел ей прямо в глаза.
Зося, что-то замерло в груди, Зося! Я перевел дыхание. Я хочу вам сказать.
Цо?
Я смутился. Я хотел сказать Зосе то, что никогда и никому еще не говорил, а первый раз должно быть это очень трудно.
За городом захлопали зенитки. Послышалось нудное порывистое гудение одиночных самолетов.
Зося, я хочу сказать вам
Где-то ухнуло, дрогнула от ударов земля.
Зося
Что нам ворчанье зениток, что свист бомб, завывание пикировщиков. Передо мной два глубоких озерка, а в них дрожат лунные блики Это глаза Зоси. Ничего и никого вокруг нет. Существует только она, только она одна больше ничего и не надо.
Проснулся я часов в десять. В окно врывался начальственный бас. Умывшись, я спустился вниз и вышел во двор. У кирпичной стены выстроились солдаты, перед ними расхаживал старшина, распекая нерадивых за разные проступки. Увидев меня, он оглушительно скомандовал:
Смиррр-на!
Вольно! Где капитан?
Уехал на станцию, коротко доложил старшина, ее ночью бомбанули.
Я пошел завтракать. Вскоре к моему столу подошел запыленный с шоферскими очками на фуражке Степанов.
Сиди, сиди, добродушно заговорил он, питайся.
Вы были на станции?
Был. Бомбили ее ночью. Паровоз подбит. Есть повреждения на линии.
Капитан рассеянно отхлебнул чаю, откусил кусок галеты.
Странное дело, понимаешь, задумчиво проговорил он. Если на станции нет эшелонов, то бомбежки в эту ночь не бывает. Стоит только появиться поезду жди гостей.
Н-да. Противник поразительно догадлив.
Догадливость подозрительная.
Пожалуй, так. Я тоже думаю следят подлецы.
А если рация?
Капитан посмотрел на меня в упор.
Верно земляк. Она. Ну погодите братцы-кролики. Мы вас запеленгуем.
Дежурный! крикнул капитан, старшину ко мне. Живо!
Прибежал запыхавшийся старшина.
Гусаров, слетай на мотоцикле к соседям. Записку передашь подполковнику Горбатову.
В двенадцати километрах от города стояла танковая бригада. К вечеру старшина приехал в сопровождении машины.
Приехали ловцы чужих раций, улыбнулся капитан. Скоро пойдем на охоту.
Вечером мы готовились к «охоте». Радисты-пеленгаторы возились со своей сложной аппаратурой. Капитан разрабатывал план прочески, я инструктировал отобранных для ночной операции солдат. Цель ее их очень удивила. Лобастый Малоличко никак не мог примириться с мыслью, что где-то в городе, может быть, совсем рядом, прячется ловкий, хитрый, коварный враг, который в любой момент может нанести удар в спину.
Когда стемнело, ко мне подошел взволнованный старшина.
Как же так, товарищ старший лейтенант. Почему меня не берете?
Останешься, старшина, в комендатуре.
Старшина вздохнул, покрутил чубатой головой.
Жаль, хотелось бы пойти с вами.
Ночью мы обшарили весь город, исходили его из конца в конец рации не было. Капитан ворчал на пеленгаторов, те тормошили свою премудрую установку толку не было.
Под утро прилетел самолет, спокойно сбросил груз на пути; только чудом уцелел подошедший эшелон с боеприпасами. Капитан рвал и метал.
В эту ночь мы так и не ложились. Три ночи подряд крутились мы в районе станции, но рации так и не нашли. Две ночи, правда, выдались спокойные. Фашистские бомбардировщики пролетали над станцией два-три раза за ночь, но не бомбили как будто знали, что станция пуста. Вечером третьего дня на станции остановился эшелон с продовольствием и обмундированием. В ту же ночь от него полетели щепки, а привокзальная часть города оказалась завалена консервными банками, выброшенными силой взрыва. Капитан неистовствовал, вытребовал других пеленгаторов, с другим аппаратом, а толку не было.