Кто ты и откуда, чужеземец?
Ганем открыл глаза, взглянул, но не мог выговорить ни одного слова; он мог только заплакать в ответ. Они постояли вокруг него некоторое время, но наконец разошлись, и каждый принялся за свою работу.
От горя и лишений Ганем заболел и продолжал лежать на старой циновке в мечети целый месяц; тело его ослабело, лицо изменилось в цвете; блохи и клопы ели его; и был он так жалок, что однажды молельщики в мечети решили отвезти его в багдадскую больницу, так как нигде в других местах не было больницы. И вот они пошли за верблюдом и за погонщиком и сказали погонщику:
Выйдя из Багдада, он шел и плакал до тех пор, пока сердце его не истерзалось; и шел он целый день, не принимая ни пищи, ни питья.
Положи этого больного молодого человека на спину верблюда, отвези в Багдад и оставь у дверей больницы; перемена воздуха и лечение в больнице наверное помогут ему. А мы заплатим тебе, погонщик, что следует за верблюда и за труд!
Погонщик ответил:
Слушаю и повинуюсь!
Потом при помощи присутствующих он поднял Ганема вместе с циновкой, на которой тот лежал, взвалил его на спину верблюда и привязал. В ту минуту, как погонщик собирался уже пуститься в путь, а Ганем оплакивал свое жалкое состояние, две очень бедно одетые женщины, стоявшие в толпе зрителей, увидели больного и сказали:
Как этот бедный больной похож на нашего Ганема! Но не может быть, чтобы это был он, этот человек худой, как тень!
И обе женщины, покрытые пылью и только что пришедшие в то место, стали плакать, думая о Ганеме, потому что это были именно его мать и сестра Фетна, изгнанные из Дамаска и шедшие в Багдад.
А погонщик сел на осла и, взяв верблюда за повод, направился к Багдаду.
Скоро он прибыл туда, и прямо к больнице, и так как было еще очень рано и больница еще не была открыта, то он
положил Ганема на ступени у дверей и вернулся в свое село.
Ганем лежал у дверей до тех пор, пока жители не стали выходить из своих домов; они увидели его лежащим на циновке, исхудалого, как тень, и, окружив его, стали делать множество предположений. В то время как они передавали друг другу свои соображения, проезжал главный базарный шейх, который велел тотчас же толпе расступиться, подошел и увидел больного молодого человека и сказал себе: «Клянусь Аллахом! Если этот молодой человек ляжет в больницу, наверное можно сказать, что он приговорен к смерти, потому что за ним не будут ходить, как следует! Возьму-ка я его лучше к себе, и Аллах вознаградит меня за это в своих райских садах!»
Тогда шейх приказал своим молодым невольникам взять молодого человека и перенести его в дом; сам он пошел за ними и, придя домой, тотчас же велел поставить новую кровать с хорошей постелью и положить новую, чистую подушку. Потом он позвал жену и сказал:
О жена моя, вот гость, которого посылает нам Аллах! Ты будешь заботливо служить ему.
Она ответила:
Конечно, я буду беречь его пуще глаза!
И сейчас же засучила она рукава и нагрела воды в большом котле и вымыла ему ноги, руки и все тело; затем одела его в одежды мужа своего, принесла больному стакан прекрасного шербета и опрыскала лицо его розовой водой. Тогда Ганем стал дышать свободнее; силы стали возвращаться к нему понемногу, а с ними и воспоминание о прошедшем и о подруге его Куат аль-Кулуб.
Вот все о Ганеме бен-Эйюбе эль-Могине эль-Масслубе.
А что до Куат аль-Кулуб, то, когда халиф так разгневался на нее
На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что наступает утро, и скромно приостановила свой рассказ.
Но когда наступила
Я узнала, о царь благословенный, что, когда халиф так разгневался на Куат аль-Кулуб, что приказал запереть ее в темную комнату под надзор старой дворцовой служанки, она оставалась там восемьдесят дней, не видясь ни с кем во дворце. И в конце концов халиф совершенно позабыл о ней, когда в один из дней, проходя мимо комнаты Куат аль-Кулуб, он услышал, как она печальным голосом пела стихи поэтов и, прерывая пение, громко говорила сама с собой:
О друг мой, о Ганем бен-Эйюб, как прекрасна душа твоя, как великодушно и целомудренно твое сердце! Ты был великодушен к тому, кто угнетал тебя, и почтителен к жене того, кто изгнал женщин из твоего дома, и ты спас честь жены того, кто покрыл позором тебя и твоих родных! Но настанет день, когда и ты и халиф предстанете перед Единым Судьей, Единым Справедливым; и ты выйдешь победителем, победишь своего притеснителя, и Аллах будет твоим заступником, а Его ангелы твоими свидетелями!
Когда халиф услышал эти слова и понял смысл этой жалобы, которую, кроме него, не слышал никто, он увидел свою несправедливость и к ней, и к Ганему. Поспешно вернувшись к себе, он послал главного евнуха за Куат аль-Кулуб. И Куат аль-Кулуб явилась к нему и стояла перед ним, опустив голову, с глазами полными слез и печальным сердцем.
И халиф сказал ей:
О Куат аль-Кулуб, я слышал, как ты обвиняла меня в несправедливости и упрекала за притеснение! И ты находила, что я нехорошо поступил с тем, кто сделал мне добро! Кто же тот, кто пощадил женщину, мне принадлежащую, и чьих женщин не пощадил я?