Как наши особенности (или странности) становятся возможностью испытывать радость жизни
У француженок есть понятие «тайный сад». Le Jardin secret это некая игра с собой. То, что приносит несказанную радость, то, в чем ты не обязан ни перед кем отчитываться. То, что не нуждается в оправдании, в одобрении. То, что касается только тебя.
Мысли, занятия, увлечения, которые цветут и произрастают в таком саду, принято держать в строжайшем секрете. В книге «Француженки не спят в одиночестве!» Джейми Кэт Каллан подчеркивает: только так можно сохранить силу своей воображаемой жизни. «Еще одно преимущество наличия такого сада он подогревает фантазию и создает своего рода внутренний мир, который питает и поддерживает психику». («Француженки не спят в одиночестве!», Бомбора, М., 2018, стр. 240)2
За своим тайным садом француженки ухаживают, возделывают его. Если внешний мир лишает нас сил, можно напитаться и поддержать себя за счет внутреннего мира. Там же можно укрыться и спастись от очередной волны усталости и подавленности. В этом саду можно и нужно понять, насколько ты самоценна.
Французы не идут к психоаналитику по первому импульсу. Они считают, что самодисциплина, умение анализировать, чувство меры и сдержанность позволяют неплохо управлять собственными эмоциями. Неплохо, а иногда и очень даже хорошо. Что логично: стоит один раз распуститься, а потом закрепить эту распущенность вторым разом, и она войдет в привычку. И наоборот: если в трудной эмоциональной ситуации ты справился с собой один, второй, третий раз ты чувствуешь свою силу, ты уже своего отчаяния не раб. В той же книге Джейми Кэт Каллан пишет: «Француженки считают, что психологическая борьба наше частное дело и надо пользоваться интеллектуальными способностями, чтобы приструнить, «приручить» свои эмоции».3
Мой тайный сад это антикварный текстиль. Прекраснейшие нижние юбки, свадебные носовые платочки. И не только я стараюсь быть верной текстилю, но иногда заигрываюсь.
Как-то я завела традицию саму себя (опять же, в тайне от всех) поздравляю с днем рождения. С большим удовольствием (предвкушением и ликованием) дарю себе то, что не придет в голову ни одному нормальному человеку. Знаете, что я подарила себе в этом году? Старинный перламутровый нож для вскрытия писем. Перламутровый сделанный из перламутра.
При этом я сама себя прошу: объясни, зачем он тебе? Тебе что, пишут письма? Нет, не пишут. Тогда зачем? Я буду трогать его. Держать. Может, целовать. После «целовать» я машу сама на себя рукой: совсем ненормальная, что ли?
Но если б вы видели, как он прекрасен, этот резной перламутровый нож! Если б я подарила такой девушке из «Циников» Мариенгофа, она б никогда не покончила с собой. Умирать, зная, что после тебя останется такая красота Точнее, что она останется без тебя Нет уж, сказала бы та девушка, лучше поживу.
Стараюсь не коллекционировать старинное женское белье, но, встретив где-нибудь на аукционе, от него не уклоняюсь. Каждый шов на таком белье сделан вручную, и кружево чаще всего ручной работы. Белье из нежнейших натуральных тканей. Батист, муслин Иногда кажется, что оно из манны небесной. Эдакое приданое маркизы. Что-то из этого белья я ношу, что-то нет. Но при этом одно правило белье должно быть моего размера. Как будто бы при желании я всегда могу его надеть. Да, если включить разум, это совершенно бессмысленные приобретения. Но никакая другая радость не разливается по мне таким теплом. Они меня просто завораживают, просто чаруют эти вздыхающие нижние юбки. Французские, с кружевом valenсiennes.
Уже и ниток таких нет, инструментов для рукоделия Кажется, нет и мастериц-белошвеек, способных это чудо повторить, воспроизвести.
Берешь в руки произведение искусства, музейное сокровище кружевной свадебный платок и пытаешься представить женщину, которая открыла заветную коробочку с этим изготовленным специально для нее именным платочком.
Как она взяла платочек в руки и замерла от восторга, увидев свои инициалы. Пытаешься представить эту женщину, всё ее окружение. Ее дом. Замок? Дворец? Особняк? Фамильный герб. Окна в пол. Серебристый звон колокольчика. Женщина шуршит шелками по паркету и при ходьбе чуть виднеется она муслиновая нижняя юбка с пеной кружев. Я могу фантазировать до головокружения.
В эту игру главное не заигрываться. Эти вещи притягивают одна другую. И вот, в шкафу уже несколько нижних юбок. Опять же, утешаюсь тем, что некоторые из них ношу. Когда в такой юбке ступаешь на тротуар, тебе ни до людей, ни до чего и ни до кого. Я думаю только о той, что ступала в этой юбке до меня. И, конечно же, кажется, что вот так подталкивая башмачками многослойные оборки, можно спешить только туда, где тебя очень ждут. К примеру, на свидание. Было оно тайным или явным? Она спешила, придерживая рукой сквозную шляпку в левкоях или, опустив глаза, стараясь не допускать, чтобы капюшон приоткрыл ее лицо. Была ли эта женщина счастлива?
Еще у меня есть бальная книжечка. Из зеленого шелка с медным цветочным орнаментом. Она сплошь исписана. Названия танцев, напротив имена кавалеров. Между танцами беседа I, беседа II. Напротив каждой из бесед также имена. Иногда имена повторяются. То есть среди кавалеров были те, кто с серьезными намерениями. Особа явно не грустила. И коль она выбрала для своего le cornet de bal зеленый шелк с медью, готова спорить: у нее были роскошные рыжие волосы. Подозреваю, они-то и сводили с ума тех, кто записывался в очередь для танцев и бесед. И, конечно же, из точно такого же шелка было и само ее бальное платье.
Есть у меня еще одна вещица, которую я беру в руки редко и с опаской, словно боюсь заразиться от ее бывшей владелицы коварным и губительным пороком нюханием морфия. Это серебряная таблетница. Крышечка с изображенными на ней изумительными полевыми цветами откидывается в безупречно ровную зеркальную (обязательное условие) поверхность. Бррр! Жуть. Но сама таблетница, каждый из цветов на которой дышит, ах, как хороша!
Я провожу рукой по старинному перу, антикварной французской чернильнице и в стиле ампир подставке для хранения писем. Завитки жемчужных раковин. Бутоны распускающихся и распустившихся полным цветом роз. В такой подставке могли хранить, нет, не любовно-шкатулочные послания. Здесь могли быть только письма, достойные всеобщего обозрения, статуса семейной реликвии долгожданные, драгоценные слова признания откуда-нибудь издалека. От мужа-генерала или сына-офицера.
Подставка стоит на кухне, на столе. Я храню в ней салфетки. За неимением писем.
А жаль. Чувствую, как моя чернильница скучает по когда-то знавшему столько историй перу.
Я лишь сейчас, пока писала, осознала «весь ужас происходящего». Выну салфетки и утешу подставку старинными открытками.
Хотя бы так.
Единственная вещь, которая с радостью используется по прямому назначению, антикварный совочек и щетка для сметания крошек со стола. Как это прекрасно и как удобно! Я стараюсь подбирать скатерти под стать, а с нашим уважаемым деревянным круглым столом старинным вещам не сложно подружиться.
Примечания
1
Мирей Гильяно «Француженки не толстеют» АСТ, М., 2014, стр. 248
2
«Француженки не спят в одиночестве!», Бомбора, М., 2018, стр. 240
3
«Француженки не спят в одиночестве!», Бомбора, М., 2018, стр. 248