Понял, пан, обрадовался Еремей, не сумлевайтесь, я уж постараюсь. Только и вы потом про меня не забудьте.
Не забуду, родной! Где ж я про вас забуду? он беспрестанно озирался, не видит ли их кто. Что, по водке томишься? Садись, сейчас налью.
Еремей шустро выскочил из-за ширмы и плюхнулся за первый же стол в предвкушении.
Все сволочи! Ни в ком святости нет, заворчал Рубинштейн.
Тут он увидел, что рядом стоит половой.
Что уши развесил? набросился на него хозяин. Иди отсюда, работай.
Глава 3
1
В четверг к вечеру объявили сход. Гулко зазвонил колокол.
Что стряслось? встревожился Моисей и прильнул к окошку.
Мимо хаты по дороге куда-то спешили мужики, о чем-то громко переговаривались. Он выскочил на улицу. Брат Иван следом за ним.
На негнущихся ногах, шаркая лаптями по пыльной земле, шагал к месту схода казак Терещенко. Для такого случая он надел новый китель и форменную фуражку с желтым околышем, но на ногах были лапти, что противоречило военному уставу.
О чем нонче гуторить будут, дядя Василий? спросил Моисей.
Не знаю, родненький! Не знаю, сход за просто так собирать не станут.
Братья пошли вместе со всеми в сторону церкви.
Большая площадь в центре села шумела, дымила вонючим самосадом, гомонила детскими голосами.
Долгаль, одетый по форме, в начищенных до блеска сапогах, обратился к присутствующим:
Станичники! Я хотел сегодня поговорить о повальном пьянстве в нашем селе. Если так дела пойдут, казаки, то скоро нашему обществу нечем будет налоги и сборы платить. И без того всякие напасти валятся на нас то засуха, то ливни проливные, а тут еще и пьянство одолело казаков. Только вчера полковой есаул высказывал недовольство по поводу недоимок в войсковую казну.
Так правильно, чаго творят паны в шинках! Спаивают казаков, а кто страдает? Казаки и страдают, да их семьи, дрожащим сиплым голосом сказал Василий Терещенко и громко закашлялся.
Бога прогневили! бросил в сердцах Федор Сковпень. Молиться надобно, прощение вымаливать!
На бога надеешься? перебил его глухой бас Демьяна Руденко. Самим надо что-то делать. Нашим панам все мало. Винокурен настроили, теперь в каждой деревне шинки открыли, народ спаивают!
Он пришел сюда прямо из кузницы. Его большие руки были измазаны сажей, седые волосы взлохматились, одну руку он держал за спиной, а другой нервно теребил большую бороду, упершись взглядом в землю перед собой.
Совсем народ распустился безобразие! вновь вступил Терещенко. Порядку настоящего нет.
Сельчане! выкрикнул Харитон Кириенко. Сняв с головы фуражку и одернув китель, он сделал несколько шагов вперед и повернулся лицом к народу: На кой ляд нас приписали к этому шинку? Чтобы выпивать свою норму каждый месяц? А кто за нас работать будет? Не можем так дальше жить. Да и не хочу я свою башку дурманить этим зельем я на сына-то управу найти не могу.
Страсти разгорались. Сход шумел.
Так недобранные деньги кабатчики взимают с нашего общества по полной, отчетливо и резко прозвенел голос Григория Долгаля. Ежели так дела пойдут, мы разоримся.
Его подбородок слегка подергивался от волнения, глаза быстро и внимательно скользили по лицам односельчан.
Совсем совесть потеряли! рассудил Демьян Руденко. Уходил на войну, ведро сивухи стоило три рубля, вернулся продают уже по десять. Из чего ее делают, не понять, да только эту сивушную отраву пить невозможно.
За наживою все гоняются, шинкари проклятые! Креста на них нет! Сволочи! не унимался Харитон. А крестьянского живота им не жалко.
Да чтоб вы пропали! сердито плюнул на землю Терещенко. Хватит кормить дармоедов, треба бойкотировать торговцев.
Община дареевских казаков была настроена против шинков Ханенко не столько из-за денег, сколько из принципа. Трудолюбивые односельчане видели, как их земляки, будь то казак или крестьянин, один за другим спивались, пополняя ряды горьких пьяниц, которым уже ничего, кроме водки, было не надо.
Слово взял бурмистр Богдан Леонтьевич Ющенок. Для него это было первостепенным и важным делом. В его обязанности также входило приглядывать за работой винокуренного завода и шинков по всей округе. И если сегодня что-то пойдет не так, то помещик с него шкуру спустит в первую очередь. Прижавшись к нему, как бы ища защиты, стоял хозяин шинка Давид Карлович Рубинштейн.
Уважаемые казаки, спокойным голосом с хрипотцой заговорил он, въедаясь своими колючими глазами в толпу людей, стоящих перед ним, я с пониманием отношусь к вашему недовольству, и мы решили пойти вам навстречу. Мы сбавили цену на вино, как вы и просите, до трех рублей за ведро.
Стоявший рядом Рубинштейн заметно нервничал, он то и дело поправлял изрядно выгоревший зеленый китель. Потом, достав из кармана брюк носовой платок, снял ермолку и протер вспотевшую лысину. Он надеялся, что поймут казаки, как и раньше, послушают бурмистра.
Но сход был непреклонен.
Спасибо, панове, за доброту, но мы отказываемся от питья, смело заявил голова казачьей общины.
Тогда Давид Карлович, чтобы сбить трезвеннические настроения в селе, решился на крайнюю меру: тонким дрожащим голосом он объявил о бесплатной раздаче водки сегодня и завтра всем, кто придет в шинок.
Из толпы вынырнул Еремей Круть в своих латаных штанах и драной рубахе.
Добре! раздался его хриплый голос. Дюже хорошо было бы!
Но тут же Демьян Руденко сильной рукой схватил его за ворот рубахи и, не дав договорить, притянул к себе. Его глаза уничтожающе глянули на перекошенное от страха лицо любителя выпивки.
Я тебе щас харю разобью! злобно прошипел он.
У Крутя от неожиданности перехватило дыхание, он вжал голову в плечи и юркнул в толпу. Бабы зашушукались:
Пропадет от пьянства, сердешный, если не остановят.
Ефим стоял рядом с женой и видел, как неудачно выступил его приятель.
Бурмистр, оценив слова Рубинштейна, покашлял в фуражку и, повернув к нему голову, сказал:
Итак, Давид Карлович, ваше слово о бесплатной раздаче водки остается в силе?
Да, господин бурмистр! И сегодня, и завтра.
Ты думаешь, мы клюнем на это? возмутился Руденко и, обращаясь к толпе, громко призвал: Мы заявляем, что в нашем обществе никто не пьет!
Да! Не пьем! загудела толпа.
Станичники, я предлагаю приставить к шинку караул от казаков для наблюдения, чтобы никто из селян не покупал вино, предложил Харитон Кириенко.
Казаки! поднял руку Долгаль, в наступившей тишине раздался его громкий голос: Люди добрые, давайте послушаем нашего батюшку отца Дионисия.
Дорогие братья и сестры, батюшка стал говорить тихо, истово, чеканя каждое слово. Православная церковь всегда была против пьянства. Наша газета «Епархиальные ведомости» постоянно на своих страницах пишет о вреде винопития, о том горе, которое приносит оно людям. Меня, как священника, беспокоит, что наши односельчане спиваются, их семьи разоряются, ведь некоторые все из дома вытащили, пропились, как говорится, до креста. Для истинно верующего не может быть никаких сомнений! А если только они закрались, лукавый сразу в душу влезет и будет смущать на каждом шагу. Я предлагаю тем, кто попал в руки сатаны, одуматься и пойти по правильному христианскому пути, а для этого нужно крепить веру в молитве. К тому же нужно организовать в нашем селе общество трезвости. И не надо тянуть с этим, а принять решение сегодня на сходе.
Отец Дионисий перекрестился и отошел в сторону.
Слово взял Долгаль:
Казаки, у нас нет другого выхода. Надо наводить порядок в селе. Голосуем за отказ от пьянства и создание общества трезвости, а также решаем закрыть шинки в нашем селе и по сему составляем приговор. Все согласны?
Все! Все! загомонила толпа.