Кабатчик аккуратно снял с киота полотенце, прикрывавшее иконы. Сапыга, еле волоча ноги, обутые в лапти, подошел к киоту и трижды наложил крестное знамение тремя перстами.
Ничего не понимаю, пробурчал старшина. Ежели ты никонианский обряд почитаешь, почему свара-то случилась?
Так и говорю тебе, батюшка, бешеный он, Сапыга недоуменно пожал плечами.
Ну, хорошо, Емельян Федотыч засунул перо обратно в склянку с чернилами и еще раз пристально окинул взглядом Сапыгу.
На душе у одноглазого мужика похолодело: так смотрят кремлевские подземелья на того, кто попадает в их жадное брюхо. Смотрят холодным лучиком солнца сквозь темные решетчатые окна да поворотными крестами, что выворачивают кости попавшим на них несчастным мирянам и раскольникам. Он знал этот взгляд, но сумел справиться с собой.
Следующего давай, зычным голосом приказал старшина.
Сапыгу оттолкнули к печи. К столу подвели другого мужика. Допрос продолжался, каждому присутствующему пришлось держать ответ перед стрелецким старшиной. Наконец Емельян Федотыч громко крякнул и встал из-за стола.
Тимошка, прошептал он в ухо караульному. Будь внимательным, с одноглазого беса глаз не спускай, что говорит, куда ходит, с кем разговаривает, враз все докладывай. Нечисто тут.
Тимошка кивнул головой и исчез за дверью.
Ребята, гоните их с трактира, приказным тоном рыкнул Емельян Федотыч.
Караульные стрельцы вывели мирян во двор и затворили дверь.
Карп, кликнул старшина.
Из боковой двери появился трактирщик. Он сделал поклон и устремил взгляд на старшину в ожидании распоряжений. Старшина окинул взором трактирщика Карпа. Трактищик был худ и крив, как сосенка на косогоре. Одет он был тоже бедно, но чисто. Сразу было видно, что за ним следят женские руки. Вовремя штопают и стирают.
Услужливость трактирщика очень забавляла Басаргина.
Какой же ты услужливый, Карп, рассмеялся старшина. Не горькую пить остались. За одноглазым смотри. Как вновь появится, тут же в приказ доложишь. Я пока до приказа прогуляюсь, оповестил он караульных. Без меня на пост ступайте и не мешкайте, знаю я вас.
Емельян Федотыч важно встал, оправил кафтан и поправил саблю.
Москва ликовала. В честь воцарения Софьи Алексеевны на берегу реки Неглинной соорудили импровизированный деревянный амфитеатр для кулачных боев и медвежьих схваток. Народ облепил деревянные перильца цирка, наблюдая за тем, как два бурых медведя дерутся между собой. Вокруг бродили лоточники с пирогами и питьем.
«Квас, сбитень, пироги горячие, пряники медовые!» разносились по округе зычные голоса. На одной из трибун сидели два важных человека. Один из них был одет в щегольский кафтан, отороченный по воротнику и рукавам собольими шкурками, что выдавало в нем особу важную. Возможно, даже приближенную ко двору московских государей. Другой же являлся образчиком дремучей старости русских боярских родов.
Где царевна Софья? с неподдельным интересом обратился Иван Савватеевич Широковатый к сидящему рядом князю Голицыну.
На богомолье в Троице-Сергиеву лавру уехала второго дня, тяжело вздохнул князь.
Уж лучше бы ей в столице, подле престола быть, покачал головой боярин Широковатый.
А ты что, Иван Савватеевич, не иначе как измену какую учуял?
Смотри, смотри, скоро ему конец, Широковатый резко, насколько могло позволить ему его пышное тело, вскочил со стула, наблюдая за поведением раненого животного.
Медведь в белом ошейнике упал на траву, поднял переднюю лапу вверх и издал протяжный рык.
Да ты не криви душой-то, боярин. Коли знаешь чего, так скажи, а матушка Софья в долгу не останется. Али секрет какой? лукаво произнес Голицын.
Так ты и сам знаешь, князь, нехотя отозвался Широковатый.
Знаю, да не все. К каждому боярину да дворянину шпиона не приставишь. Да и в верности стрелецких полков сомневаюсь я.
Хочешь, сомневайся, хочешь, сам проверь, Василь Василич, а дело все-таки нешуточное.
Иван Савватеевич слегка пригнулся и поднес согнутую ладонь ко рту. Князь Голицын сразу понял, что от него хочет этот жирный дородный детина из посольского приказа, и тут же приблизился, чтобы лучше расслышать боярина Широковатого.
Скажу, что сам слышал, шепотом произнес боярин. Петрушу-то, с матерью его царицей, Софья в Преображенское отправила. Да только готовят верхние бояре супротив государыни провокацию.
Это кто же такие, слышал имена? буркнул Голицын.
Иван Савватеевич отрицательно качнул головой и поморщился:
А ты сам, Василь Василич, и разузнай. В этом деле я тебе не советчик.
Широковатый достал из кафтана гребень и расчесал бороду.
Царице нашей, Софье Алексеевне, я завсегда друг, она наши обычаи русские чтит и вольности боярские да княжеские привечает.
Уж и на том спасибо, боярин, с почтением откланялся Голицын.
Недоумение и обида застыли на лице боярина Широковатого:
Не юродствуй, князь, не время, правду говорю.
Медведи тем временем закончили схватку. У одного из них было разорвано ухо, он отчаянно ревел, пробуждая в зрителях животную ярость.
Совсем обезумели мужики, презрительно бросил боярин Широковатый. Озверели холопы. Укажи на кого, вмиг разорвут.
Он брезгливо поморщился и поправил широкий пояс на свисавшем брюхе.
Я, пожалуй, останусь, медленно выговорил князь Голицын. Есть над чем подумать, боярин.
Голицын развернулся лицом к арене, ожидая следующей части представления.
А ты ступай, Иван Савватеевич, ответил он, не оборачиваясь.
Боярин Широковатый язвительно ухмыльнулся и направился к выходу. Свое дело он сделал. Время покажет, насколько велика благодарность царевны: али плаха, али поместье новое.
«Надо зайти в Казначейский приказ! размышлял он по дороге. Проверить сплетню одну, а может, и чистой правдой окажется. Наперед не угадаешь».
Дверь приказа была обита новым тульским железом. В толстые дубовые доски врезали массивную голову вепря, продев меж клыков кованое кольцо. В горнице приказа пахло медом и топленой печью. Дьяки суетились за своими столами, раскатывая по доске пожелтевшие свитки царских указов. Сам хозяин заведения сидел за широким дубовым столом, уставленным различными склянками с чернилами, холщевыми мешочками с травами. Заметив боярина Широковатого, он приподнялся для приветствия, и тяжело осел обратно на свой стул.
Кивнув боярину толстым подбородком, он ухватился за одну из железных кружек и громко крикнул:
Федька, подай кипяченую воду.
Ловкий слуга, обхватив полотенцем горячую рукоять, подскочил к Капризову и налил в кружку кипяток.
Проходи, боярин, Капризов ногой подтянул к столу еще один стул. С чем пожаловал? с прищуром спросил хозяин.
Давеча слышал, что ты поместному дворянину Суконцеву займ в пять тысяч рублев дал. А расписочку взял?
Капризов усмехнулся:
И дал, и взял, как же без расписочки? Деньги-то казенные.
Иван Савватеевич огляделся, словно боялся, что их разговор могут подслушать.
А на какие цели ссудил?
Капризов сделал мелкий глоток из кружки и поставил ее на стол.
Я про то у Суконцева не справлялся.
Боярин Широковатый разочарованно покачал головой:
Вот и беда-то наша вся, Терентий Иванович, что не знаем, где голова спать ляжет.
Капризов недовольно поморщился:
Это ты к чему, боярин?
Боярин безразлично махнул рукой:
А ни к чему. Заявителя-то хоть знаешь?
Знаю, уверенно ответил Капризов. Только не пойму я твой интерес в этом деле.
Иван Савватеевич сразу понял, что допустил некую оплошность, так нагло придя в Казенный приказ и пытаясь выведать финансовую бумагу. Но игра стоила свеч.
Так нет интереса никакого, Терентий Иванович, любопытно просто, произнес Иван Савватеевич, пытаясь изобразить полное равнодушие к данному предмету разговора.