«Это моя любимая жена Аня», умильно цитирует гражданина в папахе Шуйков.
Инициалы Ф.И.!
Да? А он какую-то Аню ищет Замдиректора «Домноремонта», доктор наук, член не обкома, но горкома партии (регалий полно). У него нет информации о налёте. Умоляет: никаких деталей ребёнку (убита мама), а так, будто в дыму задохнулись Другое дело, о воровстве у него в квартире. Я его до дома довёз Роется в папке. У него во дворе никаких незнакомцев не было!
и автомобилей никаких?
Говорю нет! бумаги даёт неохотно: Пять тысяч! Пол-«Волги», а «Москвич» целиком!
У майора милиции неновое авто.
«Деньги я хранил в старом пиджаке» Где пиджак?
У меня в кабинете
В сейфе?
Нет!
ищет в доме какую-то Аню, но труп (инициалы «Ф.И.») опознаёт как жену.
Хочешь его допросить? Бедняга: и с родными такое, и квартиру кто-то Ну, ладно, телефон, блокнот Это Шуйков На пять минуток Как юлит! Другой номер, гаркает: Запекайло!! Бери ПМГ[22] и к прокуратуре!
С пиджаком.
Прихвати у меня в кабинете
Родные убитых могут быть убийцами. «Моя любимая жена»! А вдруг убил и её, и Хамкиных, у которых она гостит.
Куда ехать?
На ВИЗ-бульвар
Город на реке Исеть. В верховьях Верх-Исетский завод (ВИЗ) со времён Демидовых. И Визовская шпана с тех давних времён.
Дом на бульваре «немецкий» (возведён руками пленных). До войны они и не думали строить, имея планы ломать. Пахнет брагой Но не в квартире, где и полы натёрты.
Кромкин глядит вверх: криво надеты очки-оглобли над лошадиным лицом.
«Какого роста тот, кто у дома Хамкиных?» «Не менее двух метров» Ответ Горшкова, преподавателя геометрии.
Пинхасик Натан Аронович Моя дочь Инна.
Очки не как у отца, не лошадиные, форма лица с ним одинаковая. Лет пятнадцать (не ребёнок), труп её мамы найден рядом с погребом. Удивляет хладнокровием. Хотя и у неё информация, не дай бог: «задохнулись в дыму». Правда хуже: много ранений, юбка как-то так (вероятно изнасилование).
Папа диктует:
Мы в гостях
время
К семи, взгляд на Инну.
А вернулись?
Но я не помню!
Кромкин кивает Инне, мол, ты ответь:
Мы, поворот головы к отцу.
Пол-одиннадцатого!
Идём от трамвая, (папин «ребёнок»!), в окнах ни огонька А дверь в квартиру открыта, на полу в кухне валяется дедушкин пиджак
Н-да «Ни огонька, а дверь-то отворена»
Помню, когда мы уходили, ты закрыл и подёргал
Как я мог отправить её одну
Она на высоком подоконнике, как на лавке. И одна бы вполне, такая дылда; девятнадцать не три утра.
Фамилия тех, у кого были?
Одинаковая оторопь из-под неодинаковых очков:
Коваленко.
Имена
Танин папа Тарас Иванович А мама Клавдия Андреевна, на отца глядит недовольно.
Игра, в которую он играет, её не радует. У них тайна.
Адрес.
Ой, я не знаю Во дворе Управления дороги. Танин папа там начальник.
Крупный, урок для Инны: вот, как надо говорить с этими мелкими работниками милиции и прокуратуры.
А её мама работает в НИИ.
Из квартиры вы прямо на Нагорную?
Я да! Где ещё быть моей второй половине? Только у родной сестры. Рядом с домом много народа, машины, дым, огонь
Говорит, шёл. «Там Аня!», а в момент опознания трупа Пинхасик Ф.И.: «моя любимая жена» А только что: «моя вторая половина». Видимо, информации вагон, вопреки мнению майора. Темнит. Так и «ребёнок» темнилы.
Пиджак на одном плече разрезан.
Натан Аронович?..
Тут хранили деньги! Рад: прекращена тема хронологии.
Эксперимент. Резанём?
Два перочинных, один деревянный для бумаг. Другие кухонные. Крепкая материя!
Как вы хлеб режете? добренький майор.
А вот так, ухмылка Инны.
Бруска нет? в тон майору лейтенант.
Какого? удивление хозяина.
Итак, тот нож не тупой. А так как он, наверняка, принесён (и унесён), то, видимо, охотничий (в чехле). Или уголовный (вылетает от нажатия кнопки). Открытым такой не сунешь в карман. На улице Нагорной люди зарезаны. И орудие, наверное, на дне реки или выгребной ямы, не выгребаемой никогда
Где прятали пиджак?
Оба глядят на антресоли.
А как туда?
Я со стула.
Может, и вор «со стула»? А вдруг вора не было, а вот этот длинный и обворовал себя?
Стремянки нет?
Мне она не нужна.
В кухне, немаленькой, сервант, на его полке стекло в трещинах.
Давно лопнуло?
Этим вечером! дуэтом.
Лупу! Ба! След. И рулетка у Кромкина в кармане, как у других кошелёк, который иногда дома. Сорок второй. Перерывают обувь. Ни одной пары этого размера. У отца сорок шесть, у девицы тридцать девять, у её матери был тридцать седьмой. Кромкин (дурной пример Никиты в ООН) ударяет ботинком. Рядом с еле видным нормальный отпечаток. Не ступала нога в общественном транспорте. На индивидуальном гоняет? А протектор знакомый, но не такой, как у его ботинок. Обул ногу. Кто-то пытался с полки дотянуться до антресолей, но не вышло? А как вышло? Видимо, с раковины.
На стул, на края раковины В Кромкине сто кг. Не рухнет? Выдержала. Но не дотянулся.
Давай, велит майор.
Лейтенант Запекайло и дверцы открывает, и ванночку с барахлом на край выволакивает, в ней и хранили деньги.
Вывод: лиходей немного выше Кромкина, но не такой, как хозяин денег.
Увлекательная работа, хвалит Инна.
Так сколько? не ожидая нового ответа.
Пятьсот рублей.
Кромкин из папки бумагу:
«Пять тысяч. Моя премия»
Да таких премий нет! Я от волнения
«Время мошенников Вместо одних денег могут дать другие» Вроде подсказки. Как анекдот про филармонию, где «одни евреи». Они и убиты. Или песня: «Два клёна, любимцы дяди Соломона» Имя в документах окажется немного погодя. Деревья дальше растут, а «дядя» с этим именем в морге. Тёща Кромкина так и говорит не «два» рубля, а «двадцать». Но майор милиции не тёща! Пол-«Волги», «Москвич» целиком! Оговорка и нет версии (если была), и опять при разбитом корыте, которое не так шикарно, как автомобиль.
Да, об автомобиле
Натан Аронович, вы в двадцать тридцать к Хамкиным на такси?
Я пешком! И не в двадцать тридцать!
Папа, на «валидол»! Сиди тихо, укоризненная мимика гостям.
Вам мало этого горя, с таблеткой во рту, не вняв рекомендации «сидеть тихо». Хватит с меня! Я руководитель коллектива, член горкома партии!
Вот повестка.
Тянет руку с видом умирающего. А Кромкин хвать руку, и, не дав «пациенту» опомниться, глядя на часы:
Пульс нормальный. Завтра жду
Инна хлопает дверью недовольно.
Ехидный вопрос:
Он убийца?
О времени врёт.
Врёт, (нехотя).
Степан Евграфович старше на девять лет. Хлипковат, но речь, как правило, на крикливых тонах. Кромкин, наоборот, крепкий, говорит низко, но мирно.
В кабинете Сомова Николая Гавриловича два стола. Один для него, второй ножка буквы «т», для коллектива.
В левом углу у двери, кроме Кромкина, никого. Рядом на стулья кладёт бумаги. Ему одному видно. Шеф, уловив это, не приглашает к столу. Усольцев по левую руку от главного, откуда переглядывается с Кромкиным. Справа зам Сухненко с верным учеником Вольгиным. Шуйков, когда работает по делу, ближе к торцу. И с ним иногда обмен взглядами.
Святоний Кондратьевич, что делать
У Хамкиных мало родни. Но отец убитых (до его смерти хозяин дома на Нагорной) вёл непонятную работу. От одного тридцать девять писем (в конвертах). И там одни недомолвки: «Проблемы, опять проблемы» «О делах тет а тет». «О деле никому», «Наше дело волынят» Нет ли тут мотива? Думаю ехать.
«О деле»? Наверное, о деньгах? предполагает главный.
Жильцы дома тридцать один заметили «Волгу» около двадцати тридцати (вероятное время убийств). Гости колотят в дверь. А далее непонятно. Автомобиль уходит, но с ними или нет? Будем отрабатывать таксопарки.
Огонёк на лобовом стекле? Сухненко неравнодушен к делу, которое не ведёт.
Вроде, нет.
Угнанная! Подключить Казанцева? Руководитель ГАИ его друг.
Что делать. Подключи.
В кабинете Кромкина майор делает вывод:
А я думаю, прав он: автомобиль угнан. И пригнали
на убийство, как на ужин Но я не верю в такую романтику. Давай таксистов.
Ты руководитель бригады, тебе видней Информация: двадцать девятого января драка в ресторане с кавказцами. Крови!