У кого «у нас»? Голос дрожит, как и руки, все крепче сжимающие хрупкие плечи.
Илья, успокойся. Миша хороший. Вот увидишь, он тебе понравится.
Понравится? Мне? Теперь ясно: долбаные джинсы в обтяжку на мне неспроста. Ты серьезно?
Конечно! Если бы не он, я бы только-только собрала твои вещи, а Миша с ходу сообразил, что нужно и где искать. Илья, я тоже думаю, лучше тебе с ним пожить, чем одному.
Но я не хочу! Как чумной, снова зарываюсь носом в мягкие волосы Румянцевой, нескромно прижимая ее тело к своему, и шепчу: Я не такой, понимаешь?
О, а вот и вы! Скрип двери сменяется бодрым мужским голосом, вынуждая меня отпустить девчонку.
Илья, это Миша, суетится Аня, стараясь не смотреть на меня. Щеки Румянцевой горят огнем.
Заторможенно перевожу взгляд в сторону Петухова. Рыжий, конопатый, высокий, как жираф, и немного сутулый, он с кривой ухмылкой смотрит на меня, а в моей голове яркими вспышками мелькают картинки из прошлого: захламленная квартира, рыжая шевелюра, нос в веснушках и мой кулак, жаждущий крови. Кого я бил? Рыжего? Или, напротив, заступался за него. Не помню. Хоть убей, ни черта не помню. Но что рыжая каланча в моей жизни была это факт!
Здорова, Сокол! басит парень и заключает меня в объятия, со стороны, конечно, дружеские, но я-то знаю, что скрывается за ними. Наверно, поэтому шарахаюсь в сторону, брезгливо скидывая с себя руки Петухова.
Не помнишь меня? хохочет придурок и подмигивает Румянцевой. А я тебе не верил, Анька! Ну ниче, справимся!
Вот и отлично! шелестит девчонка, поправляя на плече рюкзак. Я тогда побегу, а то дел много.
Умоляюще мотаю головой, чтобы Аня не смела оставлять меня одного в этом дурдоме, но Румянцева продолжает смущенно избегать моего взгляда. Ну конечно, чувствует себя третьей лишней!
Лады, кивает Петухов. А мы тогда пообедаем. Сокол, я пельмени твои сварил, ты ж не против?
Пельмени? Да. То есть нет, продолжаю буравить взглядом раскрасневшиеся щеки Пуговицы. Аня
Илья, перебивает меня девчонка. Номер телефона у тебя мой есть. Если что понадобится, звони. А пока оставляю тебя Мише. Не скучайте, мальчики. Ладно?
Да не боись, Анька! чешет репу Петухов. Я быстро нашему Соколу мозги вправлю, увидишь!
Вот и хорошо! Румянцева хлопает себя по бокам и не прощаясь убегает. А я смотрю ей вслед с какой-то непередаваемой тоской, мечтая снова все забыть.
Сокол! Прием! Петухов щелкает тощими пальцами перед моим носом. Хватит Аньку глазами пожирать, слышь? Она не для тебя. Не для таких, как мы.
Миша запросто закидывает руку мне на плечо и тянет за собой в комнату.
Я не такой! скалюсь в ответ, упираясь пятками в бетонный пол, и ору как сумасшедший. Впрочем, лучше быть психом, чем жить с парнем. Я нормальный! Нормальный!
Остервенело смахиваю с себя руку Петухова и непроизвольно сжимаю кулаки: пусть только попробует перетянуть меня на сторону зла!
Ну тебя и шибануло! Петухов тут же отскакивает от меня, испуганно выставляя перед собой раскрытые ладони.
А ты ручонки свои похотливые не распускай! наступаю на рыжего, и тот пятится, пока не упирается спиной в косяк. Хлопает глазками-щелочками, а потом как давай ржать!
Сокол, ты идиот? булькает сквозь смех Миша. Ты что, подумал, что я с другого берега? Поверь, с ориентацией у меня проблем нет.
Тогда какого лешего мы живем вместе?
Вот ты лопух, Илюха! Мы просто соседи, никак не угомонится Петухов. Совсем мозги перегорели? Это общага, а не отель пять звезд! Здесь все так живут.
Так мы так я Растерянно отхожу от пацана, с небывалым облегчением вдыхая кислород полной грудью.
Сокол, пошли лучше пельмени жрать. Конопатая физиономия Миши расплывается в улыбке. Не бойся, приставать не буду, даже если начнешь умолять! У меня невеста есть.
Рыжий открывает дверь, и в нос с новой силой ударяет запах еды. Но если поначалу этот запах казался аппетитным, то сейчас он побуждает желудок вывернуться наизнанку.
Вот черт! орет Мишаня, широченными шагами подходит к захламленному столу возле небольшого окна и выдергивает из розетки провод электрического чайника, из носика которого клубится пар с едким привкусом тухлого лука. Правда, Петухова запах нисколько не смущает. Он суетливо ищет ложку и зачем-то лезет с ней внутрь прибора.
Сокол, твоя койка слева, орет он, не глядя на меня. Сейчас пельмени достану и экскурсию по комнате проведу.
Откуда достанешь? настороженно уточняю, хотя ответ и так лежит на поверхности, просто никак не находит места в моей голове. Почему ты пельмени в чайнике варишь?
Потому что на кухню идти влом, пожимает плечами Миша. Тут, пока они варятся, я кучу дел успеваю переделать. А там стоять над ними надо, чтобы не убежали.
Куда не убежали?
Да хоть куда, хмыкает Петухов и с гордым видом достает из чайника нечто бесформенное и склизкое. И это меня Шестаков хотел в психушку отправить. Видел бы доктор, что за стенами больницы творится!
Тут же как, на полном серьезе продолжает Петухов, чуть недосмотришь за харчами, и их обязательно кто-нибудь слопает. Недоваренное, сырое, пересоленное не важно, главное, что на халяву. И самое обидное: никто даже спасибо не скажет.
С нескрываемым отвращением наблюдаю, как Миша перекладывает в тарелку жалкое подобие пельменей. Ладно, их внешний вид пострадал от неправильного приготовления, но что с запахом? Почему пельмени из мяса воняют просроченной рыбой?
А чай ты как пьешь?
Не в силах больше смотреть, как из чайника выныривает еда, начинаю изучать комнату. Маленькая, с засаленными обоями и грязно-кирпичным линолеумом, она забита небрежно брошенными вещами: не первой свежести одеждой, горой потрепанных учебников и таких же конспектов; на стене висит гитара советских времен, а дверца обшарпанного шкафа держится на честном слове и вот-вот отпадет.
Для чая есть кипятильник, да и чайник можно ополоснуть. Петухов на мгновение оборачивается и смотрит на меня как на дурака. Тоже проблему нашел! В крайнем случае всегда можно в гости к кому-нибудь зайти и под шумок не только чайком обзавестись, но и чем-нибудь более сытным.
Ладно, отмахиваюсь от соседа и иду к отведенной для меня кровати, узкой и какой-то хлипкой на первый взгляд. Серое узорчатое покрывало аккуратно прикрывает неровный матрас, усердно продавленный посередине, а тонкие металлические ножки, проеденные рыжими пятнами ржавчины, немного косят, словно отговаривают меня даже близко подходить к шаткой конструкции. И как на этом можно спать?
Забавный ты парень, Илюха! бросает мне в спину Петухов, продолжая громыхать ложкой по металлической поверхности чайника. Вот вроде память потерял, а на кровать все так же с недоверием смотришь.
Спать на этом опасно для жизни.
Ты потому и сбежал?
Сбежал? Не рискнув сесть на это ржавое недоразумение, подхожу к столу: лучше задохнуться от пельменного амбре, чем ненароком сломать спину.
Ну да! Стараниями Петухова перед моим носом вырастает тарелка с переваренным тестом. Ты ж заехал сюда в конце августа, вещи раскидал и исчез.
А ты? Стараюсь не смотреть на еду, если это вообще позволительно так назвать.
Я? Выловив еще дюжину пельменей, Петухов берет чайник и заливает содержимое своей тарелки бульоном. Так я в этой комнате третий год живу. До тебя здесь Косолапый спал, с математического. Парень он крупный был, вот кровать и наджабилась. Этим летом Стасян диплом защитил и свалил, а на его место тебя заселили.
Ясно. Разочарованно тру лоб: получается, Мишаня ни черта обо мне не знает и не сможет развеять туман в голове, а жаль.
Да ты садись. Петухов выдвигает стул, а сам, схватив тарелку и алюминиевую ложку, наваливается пятой точкой на подоконник и начинает со зверским аппетитом уминать пельмени.