Сам Такубоку не был догматиком и обладал могучим поэтическим дарованием поэтому в его лирике настоящая поэзия все же преобладает над идеологемами:
Справедливости ради надо сказать, что пророчества Такубоку сбылись лишь отчасти, и притом опрощение языка не привнесло ничего хорошего в лирику традиционалистов. Те из них, кто пошел по указанному Такубоку пути, очень быстро теряли достоинства классического жанра, не приобретая взамен ничего, кроме вульгарного социологизма. Однако тогда, в период зарождения демократических движений, казалось, что танка могут и должны стать авангардом прогресса. Рассуждая о роли писателя-творца, Такубоку не удовлетворяется общими местами, о нежном, чувствительном сердце, готовом воспарить над земной юдолью. В его понимании правда жизни диктует свои законы искусству:
Бесполезное самосознание «Я Литератор» как отдаляет оно в наши дни литературу от того, что ей необходимо. Подлинный поэт должен быть таким человеком, который самосовершенствуется и проводит свою философию в жизнь, подобно политическому деятелю, который вносит в жизнь единство цели с жаром, подобным энергии предпринимателя, который имеет ясные суждения, подобно ученому
Снова и снова обрушиваясь на поклонников утонченной лирики в классическом ключе, Такубоку призывает отказаться от всех и всяческих регламентаций во имя свободного чувства, выраженного свободным языком в свободно творимых образах.
Преклоняться перед поэзией значит создавать себе кумира. Стихи не должны быть напыщенны. Поэзия обязана лишь подробно фиксировать изменчивую эмоциональную жизнь человека, обязана быть ее правдивым дневником.
Сводя творчество к роли «правдивого дневника», сам Такубоку, в силу своего дарования, сумел создать действительно трогательную панораму короткой драматической жизни энтузиаста и мечтателя, сошедшего в могилу совсем молодым от скоротечной чахотки с социалистическими лозунгами на устах. При всей их сентиментальности, танка Такубоку, которые он в знак протеста против рутины записывал в три строки (а не в одну, как делали все его предшественники в соответствии с каноном), несли в себе свежесть и аромат новизны. Чего уже нельзя сказать о его сподвижниках и последователях, которые не жалели сил для дальнейшей вульгаризации жанра и адаптации его к нуждам обывателя.
Вслед за народно-демократической поэзией Такубоку пришли апологеты пролетарской культуры, которые призывали до основанья разрушить старую оболочку танка, наполнив древний жанр новым классовым содержанием. Когда навеянная русским ЛЕФом эйфория схлынула, все демократическое крыло поэтов танка оказалось фактически у разбитого корыта, поскольку использование пролеткультовского поэтического инструментария привело к разрушению самой лирической основы стиха.
Временное торжество идеологизированной поэзии танка не означало гибели жанра в целом, ибо разумное большинство в конце концов все же предпочло остаться в рамках лирической традиции с ее могучим арсеналом изобразительных средств. Однако тридцатые годы, отмеченные разгулом реакции и массовым вынужденным или добровольным «поворотом» деятелей культуры в сторону официозной идеологии, знаменовали закат утонченного эстетизма Серебряного века. Мировая война, в которую Япония начала втягиваться раньше прочих великих держав, стала водоразделом, навсегда отделившим блестящую плеяду переживших ее поэтов от прекрасной поры их артистической юности. Серебряный век ушел, чтобы вернуться после войны в отраженном свете иных стихов, в переизданиях старых сборников, в комментированных собраниях сочинений, в воспоминаниях современников, в многочисленных трудах литературоведов.
Лирика танка, как и многие другие феномены традиционной японской культуры, очевидно, обречена на бессмертие. К ней будут обращаться благодарные читатели в следующем тысячелетии точно так же, как обращались в тысячелетии минувшем. С течением времени случайное отпадает, вечное остается. Вечности принадлежат и лучшие строфы поэтов танка Серебряного века.
Масаока Сики
Из книги «Песни бамбукового селенья»
«Проступают вдали»
«Садик мой невелик»
В думах о родном крае
«В комнатушке моей»
«Меж домов городских»
«Открываю глаза»
«Звонко нынче поет»
Будда
«Новогодний денек»
«Зимний пасмурный день»
«Я в осеннюю ночь»
«Сквозь стеклянную дверь»
«Сквозь стеклянную дверь»
10 апреля
«Темно-красный цветок»
Циньчжоу[2] после боев
«Заглянул человек»
«Вызвав переполох»
Сливовая ветка в вазе
«Потихоньку кропит»
«Тучи легкой грядой»
Глицинии в цвету[6]
Ветвь глицинии[7]
«Глицинии ветвь»
«Распускается вновь»
«Дождь сильней и сильней»
Ёсано Тэккан
Из книги «Север, юг, восток и запад»
Осенним днем думаю о родном крае
Песня, сложенная в связи с решительным столкновением Японии и Китая по корейскому вопросу в мае 1904 г.[8]
Гора Фудзи
«Взял я кисть и теперь»
Путевые заметки из Кореи
Из книги «Пурпур»
«Говорить о любви»
«По плечам, по спине»
«Я в объятиях милой»
«Мне изведать дано»
«Не оставлю ее»
«Осенило ее»
«Нет, тебе не к лицу»
Ёсано Акико
Из книг «Спутанные волосы», «Маленький веер», «Отрава»
«Разве румянец»
«От любви обезумев»
«Рассвет не наступит»
«Ты не знаешь, любимый»
«Эту долгую ночь»
«После ночи любви»
«Пряди черных волос»
«Что мне заповедь Будды»
«Пряди черных волос»
«Этой девушке двадцать»
«Как страшит и чарует»
«Я в прозрачном ключе»
«Только здесь и сейчас»
«Груди сжимая»
«С плеч соскользнули»
«Пряди черных волос»
«Диких роз наломав»
«Да, весна коротка»
«Я познала любовь»
Из книг «Наряд любви», «Танцовщица», «Цветы грез»
«Да пребудет любовь»
«Мы с тобой поднялись»
«В час, когда из снегов»
«Предрассветной порой»
Из книг «Обыкновенное лето», «Фея Сао»
«Вдруг припомнилось мне»
«Уходит весна»
«Первой встретить любовь»
«Вот и ночь настает»
Из книг «Весенняя распутица», «Синие волны моря»
«В предрассветную рань»
«Высоко в небесах»
«Да, в былые года»
Из книги «От лета к осени»
«Мелодии кото»
«Полевые цветы»
Вакаяма Бокусуй
Из книг «Голос моря», «Пою в одиночестве», «Разлука»
«Этих радостных дней»
«Берег пустынный»
«В старом квартале»
«В сосновом бору»
«Весенняя грусть»
«Вот напьюсь допьяна»
«Дремотные горы»
«С мансарды спускаюсь»
Из книги «На дороге»
«Вечерняя грусть»
«Где-то на дне»
«С черного хода»
«Разошлись облака»
Из книг «Смерть или искусство», «Истоки»
«На море гляжу»
«Открываю окно»
Из книг «Песни осеннего ветра», «Дюны»
«Ветер вдруг перестал»
««Осень», вымолвил я»
Из книг «Белые цветы сливы», «Печальные деревья», «Долина меж гор»
««Да, все мы придем»
«На зимнем лугу»
«Дымком очага»
Из книги «Черная земля»
«Сквозь ветви дерев»
«Далеко я забрел»
Ито Сатио
Из книги «Собрание танка Сатио»
Чай
«Потемнела окраска»
Вишня[12]
Стихи о мхе
Пион в зимнюю пору
Пионы в дождливую ночь
«Сгущается мрак»
5 августа на маленьком заливном поле перед моим садом я срезал шесть цветов лотоса и поставил их в нишу токонома, щедро напоив водой. Они были так прекрасны, что не передать словами
Опавшие листья(стихи с ложа болезни)
Поминаю Сики[14] на сотый день после кончины
«Зимой в деревне»
Из цикла «Тетрадь стихов из хижины Ни пылинки»
«Чайник кипит»
Опадающие листья сливы
Из цикла «Покой»
«Земля и небо»
Из цикла «Десять стихов, написанных в хижине во время половодья»
«Я фонарь засветил»
Из цикла «Песни Ямато»[15]
«Изжелта-красный»
Симаги Акахико
Из книги «Цветы картофеля»[16]
«Цветущим лугом»
«Поздняя ночь»
«Сегодня утром»
Из цикла «Покидаю лесную деревеньку»
«В чаще лесной»
«Тускло брезжит рассвет»
Из цикла «В летнем домике»
«Прилетев на огонь»
В доме
Из цикла «Токио»
«Улица ночью»
Из книги «Искры от огнива»