Вам же лучше, вздохнёте с облегчением и наконец-то отбудете в Вартенберг. А болваны мои наконец-то женятся Князь взял из угла стул и уселся на него верхом, положив подбородок на сплетённые на спинке пальцы. Я ведь ядро на вашей ноге, душа моя, он перешёл на курляндский диалект (Бинна знала, Карл, конечно же, нет), я отыгранная карта, я провалил вашу высокую миссию, принцесса. Стоит ли жалеть об отыгранной карте?
Он с удовольствием наблюдал, как меняется её холодное злое личико и фарфоровая маска делается страдающей. О да, то была месть. За всё, прежде бывшее
Erdbeerangel, земляничный ангел, принцесса та, что продавала тебя, торговала собственным мужем, отдавала в заклад, как браслет ростовщику. Именно она сочинила когда-то пьесу, в которой так странно расписаны роли и заставила, уговорила играть. И месяца не прошло после свадьбы она вложила в твою руку свечу в керамической лодочке и сама проводила, под полуночный звон часов, к дверям хозяйских покоев. «Ваш выход»
Это искушение, великий соблазн, ему нельзя не поддаться. Бесконечно любимая жена и сама, за руку приводит в покои метрессы. Разрешая, благословляя, изобретая измену. Ты соблазнился, конечно любопытство, глупость, желание выгод, наивный огонь, в молодости столь неуместно сжигающий чресла
И ты так и не простил никогда своего первого, желанного падения ни ей, ни себе. Особенно ей.
А потом, столько лет каково было жить, пристёгнутым к двум юбкам, Бинны и вашей с нею хозяйки? Каково было жить живой игрушкой? Она говорила, душа твоя, каждую ночь, нежной рукой подталкивая к тем приоткрытым дверям: «Это единственное, чего мне никак не сделать за вас. Днём я с нею, а ночью извольте вы Ваш выход».
И сейчас, когда игра кончена, и кончена провалом, под шипение и свист, быть может, и правильно, что она делит твое изгнание, ведь пупенмейстер всегда виновен не менее, чем его пупхен
Знаете, принцесса, продолжил князь все так же по-курляндски, глядя с усмешкой в недоуменные глаза бедняги Карла, в этой ссылке я чувствую себя куда свободнее, чем когда-то в столице с моей хозяйкой. Я могу отправиться в гости или просто гулять вдоль берега и никто не закатит мне сцены. Я ведь никогда не выезжал прежде в гости, мне не дозволялось. Помните, как говорила моя хозяйка: нельзя, гости это неуместная распущенность А теперь мне можно. У меня есть свой дом а прежде не было дома, помните, принцесса, как мы всё время жили в задних комнатах, словно прислуга? И у меня наконец-то есть собственная спальня
Забавное злорадство, наконец-то ответила Бинна, по-французски, не прекращая шить, то был только ваш выбор, сперва общая спальня, потом раздельные.
Карл демонстративно застонал и вышел вон, разговор о родительских спальнях его фраппировал.
От свадьбы и до ареста были общая спальня и общая постель. Деревенский дурак, выскочка, парвеню ты всё боялся выпустить из рук свою сказочную райскую птицу, краденое солнце из гордого рода Трейден. Мог уснуть лишь с нею рядом, лишь касаясь её во сне. Не выпускал из рук и не разжимал объятий
Нежная полубогиня оказалась расчетливой сводницей, продала молодого мужа как девчонку в бордель. Но собаку бьют а она все лижет хозяйские сапоги. Так было и у тебя с прекрасной принцессой, общая спальня, общая постель вопреки продаже и предательству. Но оба вы уже старые, и ты, и она, и ученик наконец-то усвоил урок, выучился (много их, уроков, понадобилось крепость, смертный приговор, Сибирь) жить сам и спать один.
На охоте за ссыльным должен был присматривать поручик Булгаков, надзорный гвардейский офицер. Но Булгаков вдвоем с полицмейстером Ливеном умчались по полю, за очумевшей от такой небывалой чести лисой.
Сумасвод трусил на смирной лошадке, чуть позади бесценного княжеского иноходца. Князь кашлял, задыхался и не имел больше сил продолжать погоню. Наверное, правы были и пастор, и почтенная супруга не стоило мчаться в поля, едва поднявшись с одра смертельной болезни.
Едем, золдат, к егерю мне нужно лечь, утвердительно проговорил ссыльный и сейчас же повернул коня к лесу. Сумасвод не возражал, поплёлся следом. Он даже немножечко хотел, чтобы ссыльный его попытался сбежать ведь тогда представится возможность его ловить, и изловить, и получить повышение.
В лесу кроны уже подёрнулись желтизной так седина мелькает в кудрях престарелой кокетки. Кони переступали через узловатые корни, змеившиеся поперек лесной тропы. Сторожка егеря выделялась острой кровлей на краю опушки, и за домом сын егеря возился у птичьих клеток, кормил тетеревов. Сам егерь носился сейчас с дорогими гостями, господами Булгаковым и Ливеном, гнал лису и травил ярославские угодья.
Минька, дом отпирай, барину неможется! издали заорал предусмотрительный Сумасвод.
Мне всё можется, мне всего лишь дурно, сквозь зубы по-немецки прошипел князь, слово «можется» выделив по-русски. Он сидел в седле ровно, но был бледен и трясся.
Так незаперто, идите! отозвался весёлый Минька. Он был ушастый, с торчащим чубом в точности папаша-егерь. Минька подхватил под уздцы драгоценного княжеского иноходца, и конь сердито взоржал и запрядал ушами. Ступайте, светлость, ложитесь, я его привяжу.
Князь легко слетел с коня, словно забыв о недавнем недуге, но на земле опомнился и показательно застонал, держась за виски. Он вошёл в дом, и слышно было с улицы, как застучали его ботфорты по внутренней лесенке. Сумасвод устремился было за питомцем вдруг тот решится вылезти через заднее окно и дать деру? но потом передумал: «Не сегодня, дед и вправду еле дышит», уселся на крылечко и раскурил костяную трубку.
Минька восторженно гладил тонконогого вороного жеребца, и тот надменно фыркал и бархатным носом тыкался мальчишке в шею просил подачек. Минька дал ему морковочку.
А как коня зовут, дядь Сань? спросил егерёнок у Сумасвода.
Люцифер Второй. А папаша его был Люцифер Первый, да сдох лет семь назад. Гнедой был, злющий, всю дворню перекусал. А этот, видишь, добряк.
А ты, дядь Сань, тоже ведь Сумасвод Второй? припомнил ехидный Минька.
Ты, егерёнок, меня с конем-то не равняй, оскорбился Сумасвод и сердито пустил дым книзу, наш род древний, еще со времен стояния на Угре прославленный. И имя Александр всем первенцам дается, оттого я и второй, батюшка мой жив, и дай бог ему здоровья. А ты, умник, ступай, глянь, как там наша цаца может, попить ему надо, или тряпку на лоб, или грелочку под зад
Князь недурно себя чувствовал и не нуждался в грелочке под зад. Он лежал на втором этаже егерской сторожки, на низкой и жесткой лежанке, закинув руки за голову и глядя в потолок. И представлял, какова была бы эта бедная комнатка но увиденная другими, чужими глазами. Обитые деревом стены, тёмная грубая мебель, кривое окошко. «Буколик, рустикаль» словно услышал он в своей голове насмешливый мурлыкающий голос.
Вам подать чего, светлость? возник на пороге услужливый Минька. Попить или, наоборот, тазик?
Он говорил по-русски, князь отвечал по-своему, но ничего, оба понимали.
Нон, мизерабль, рассмеялся князь и сел на кровати, тазик нон. Знаешь, у твоего папаши слишком уж жёсткое ложе.
Так он и спит тут ночь через три, оправдался Минька, нам мамка велит завсегда дома ночевать.
Похвально, оценил князь, я пришлю для этого жёсткого ложа две своих перины. Постелите их, не жадничайте. Бог весть, может, мне доведется ещё раз утратить равновесие возле вашей сторожки а мне нравится приходить в себя на мягком.
Минька округлил глаза и кивнул.
И ещё Принеси сюда какой-нибудь цветок, в горшке. Это красиво и создаст какой-никакой уют продолжил князь с мечтательной ноткой в голосе.