Крот. Пожалуй. Но меня как-то не очень вдохновляет эта картина. Вот если бы я был издателем или, тем более, автором, то я был бы очень даже заинтересован в прибыли.
Томский. Не волнуйтесь, ни один из ГКП-авторов не бедствует. Но здесь-то мы, кстати, и возвращаемся к одной очень важной теме, которая не так давно всплыла в нашем разговоре, но не получила развития.
15. Аристократическая тайна
Речь идет об аристократическом отношении к действительности. А в чем состоит его суть?
Крот. В том, что привилегированное меньшинство ничего не делает, в то время как рабы гнут на него свои спины.
Томский. Да, что-то такое вы уже говорили. А теперь представьте себе Аристотеля.
Крот. Опять Аристотеля? И почему именно Аристотеля?
Томский. Сейчас станет ясно. Вот он, Аристотель, по-вашему, ничего не делает?
Крот. Нет, он, конечно, что-то делает и даже что-то очень важное, но ведь это не отменят того факта, что рядом с ним существуют рабы, обеспечивающие ему возможность философствовать. Более того, насколько я помню, Аристотель как раз-таки идейно оправдывал рабство.
Томский. Да, это так. «Одни люди по природе свободны, другие рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо»14. Так говорил Аристотель.
Крот. Взять бы этого Аристотеля, да за такие слова года на три на Соловки!15 По-моему, это было бы для него очень полезно, а по отношению к нему только справедливо.
Томский. То есть, по-вашему, нет людей, которых можно было бы назвать рабами по своей природе?
Крот. Нет, таких людей нет. Всякое оправдание рабства «по природе» ведет только к тому, что люди оказываются рабами по факту нахождения в рабстве. «Почему я раб?» спрашивает раб. Если сказать ему, что он раб, потому что порабощен, он может восстать и сбросить свои цепи. Но если сказать ему, что он раб по природе, то против чего ему тогда восставать? Против своей природы? Нет, рабство по природе это гнусность и, слава богу, что современному человеку претит сама мысль о чем-то подобном.
Томский. Замечательно сказано! Я даже не знаю, что и возразить вам, тем более, что логический механизм описан вами безупречно. Оправдание рабства это ужасно. А теоретическое рабство «по природе» на практике означает всего лишь то, что человек, по воле судьбы оказавшийся в рабстве, не имеет права восставать против своей участи. Все верно. Вот только как быть с Аристотелем?
Крот. А как с ним быть?
Томский. Вот я и спрашиваю почему Аристотель и с такими «негодяйскими» мыслями всё же является то ли одним из величайших, то ли и вовсе величайшим философом всех времен?
Крот. (с иронией) Повезло?
Томский. (без иронии) Да, Аристотелю действительно повезло. Повезло родиться в Древней Греции, хотя тогда она и называлась Элладой.
Крот. Как сказал один шутник: древние греки не знали, что их назовут древними греками.
Томский. Хорошо сказал ваш шутник. Они действительно этого не знали. Зато они знали одну вещь, которая и сделала цивилизацию Древней Греции столь уникальной такую вещь, которую после греков (и римлян) так никто больше и не узнал.
Крот. Вы прямо заинтриговали. Что же это за вещь такая?
Томский. А вот не скажу. Пусть это останется тайной моей и Аристотеля, потому что именно он нашел наиболее точную формулировку для выражения этого тайного знания, и именно я лучше других понял значение его открытия.
Крот. Ну все равно ведь скажете. Не заставляйте упрашивать это несолидно.
Томский. А вы точно готовы услышать?
Крот. Я готов.
Томский. И зрители готовы?
Крот. Зрители готовы ко всему. Их ничем не прошибешь.
Томский. Хорошо. Тогда пеняйте на себя. Так вот, в том же самом труде, где Аристотель рассуждает о рабстве, он рассуждает и о других вещах и, этак между делом, он произносит фразу, схватывающую всю суть древнегреческой цивилизации. «Досуг есть определяющее начало для всего», так сказал Аристотель, и это одна из величайших фраз, когда-либо произнесенных в истории.
Крот. Повторите, пожалуйста, эту «величайшую» фразу.
Томский. Досуг есть определяющее начало для всего.
Крот. Не впечатлен. И даже не очень понял.
Томский. Конечно, вы не поняли. Поэтому и вы, и вообще мы не древние греки. Греки поняли бы сразу. Потому что для них и только для них досуг был все-определяющим началом.
Крот. Подождите, что такое досуг, и я, и все мы знаем. Досуг есть время, свободное от работы. Если досуг есть самое важное, то отсюда и получается то самое аристократическое ничегонеделание. Понять это дело нехитрое, а вот согласиться с этим слуга покорный. То есть «не понимаю» я только в том смысле, что «не принимаю».
Томский. Да нет, вы именно что не понимаете. И понять фразу Аристотеля как раз-таки дело очень хитрое. Потому что наличие свободного времени полагается Аристотелем поводом для размышления, что с этим свободным временем надо сделать, а вовсе не синонимом ничегонеделания. Заниматься философией это вовсе не дело, в смысле работы, и уж совсем не безделье; заниматься философией, значит, правильным образом организовать свой досуг. Равно как и читать философов следует исключительно на досуге. Вообще, естественным образом досуг заполняют именно науки и искусства.
Крот. А, по-моему, естественным образом досуг, что древних греков, что римлян заполняли оргии.
Томский. Увы, да, из песни слова не выкинешь. Но различного рода оргии сопровождали досуг во все времена, а вот чтобы дойти до понимания досуга в его положительном, деятельном значении до этого дошли только греки. Еще раз: досуг вовсе не есть время, свободное только от работы, досуг есть время, свободное еще и для деятельности. Досуг-деятельность необходимо противопоставить как досугу-отдыху от деятельности, так и псевдо-деятельной работе. Далее важно понять, что единственной формой подлинно досуговой деятельности является творчество. Творческий человек человек, деятельный на досуге. Основная же проблема состоит в том, что слово «работа» сегодня употребляется почти синонимично слову «деятельность». Но там, где понятие «деятельность» узурпируется понятием «работа», деятельность противопоставляется досугу, а досуг приравнивается к отдыху (если «деятельность» равно «работа», то «досуг» равно «отдых»). Там, где под деятельностью подразумевается творчество, досуг и деятельность сплавляются воедино. Свободен для творчества, значит, всё время деятелен. Свободен от работы значит, свободен от дел. Вбейте слово «досуг» в гугл какое определение выскочит?
Крот. Давайте вобьем. «Досуг время, свободное от работы и важных дел».
Томский. Великолепное в своем завершенном идиотизме определение! Именно что свободное от всех важных дел. А вот что творчеством возможно заниматься лишь на досуге, и что именно это и есть важнейшее из дел чтобы понять это, повторюсь, нужен не менее чем Аристотель. А гугл, идя на поводу общепринятых представлений, оказывается в дураках. И вы вместе с ним.
Крот. Спасибо.
Томский. Ничего личного.
Крот. Хорошо, пусть я дурак. Но из вашего спича я лучше всего понял лишь то, что вам очень не хочется работать. Что ж, никому не хочется. Кроме датчан. Только я до сих пор не понимаю, в чем новизна описываемой вами ситуации. Что предпочтительнее творить, а не работать это и так ясно, а уж какие слова тут использовать «на досуге» или «в рабочее время» все это только слова. Рабочий работает, творец творит; что в Древней Греции, что сегодня.
Томский. «Только слова»! весьма симптоматичные слова. Но, знаете ли, для Культуры «только слова» почти самое важное и есть. Да и для вас. Вся ваша работа построена по принципу «только слов», ведь её суть в разговорах с людьми.
Крот. И вы прибавили еще сколько-то слов к уже сказанным, чтобы с помощью новых слов убежать от объяснения старых.