Кино-утопия
Антон Рай
© Антон Рай, 2022
ISBN 978-5-0056-9386-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть первая. Встречи
Встреча первая: Виктория и Армен
Виктория Аргольц наотрез отказывалась сниматься в душной сцене (она же сцена в душе). Ее уламывали уже час, но безуспешно. Режиссер уговаривал, продюсер угрожал, коллеги по съемкам ходили с лицами, на которых было ясно написано: «И чего она выпендривается, тоже мне, примадонна нашлась». Но Виктория стояла на своем. Ее аргументы в общем и целом сводились к одному положению:
Объясните мне, зачем тут нужна эта сцена, и я первая побегу в этот треклятый душ.
Режиссер (достаточно безликий, чтобы не награждать его фамилией), с которым у Виктории до сих пор складывались прекрасные отношения, понемногу терял терпение.
Ну что тут непонятного: сцена в душе как бы обнажает душу героини увещевал он капризную приму.
Не знала, что тело и душа синонимы. К тому же «обнажать душу в душе» довольно дешевый каламбур.
Не хочешь смотреть на это так, посмотри по-другому. Вспомни все знаменитые душевые сцены из истории кинематографа: «Психо», «Зеркало»
Только не говори мне о «Зеркале», а то я начну психовать. Чтобы сняться в «Зеркале», я бы не то что в душ, я бы Виктория не нашла четких слов, выражающих то, что бы она сделала, но было понятно, что она сделала бы всё, что угодно. А так, когда я вижу на экране женщину в душе, да и просто обнаженную женщину, я сразу думаю: режиссеру-мужчине захотелось показать немного голого женского мяса. Так, без особой причины просто чтобы немного взбодрить мужчин-зрителей, да и самому словить немного кайфа. Я не права?
О, господи, дожили мы до времен. Мужчинам скоро запретят проявлять, да и вообще иметь любые естественные мужские инстинкты. Слава богу, мы хоть в России живем, а не в Америке, а то там бы ты меня еще и засудила. Но, слава богу
Я бы даже уточнила слава православию.
Не шути такими вещами. Я серьезно не шути.
Хорошо, не буду. Но и оголяться за ради мужского инстинктивного позыва тоже не буду.
А ради Искусства, конечно, оголилась бы? спросил режиссер, пропитав свой голос всем сарказмом, отпущенным ему православным Богом1.
Да, на полном серьезе ответила Виктория. Ради Искусства да.
Так вот, девочка моя
Мы дошли и до этого теперь вы собираетесь обращаться со мной, как с умственно-отсталой девчонкой?
О, господи
(пародируя чуть ранее произнесенные слова режиссера) Дожили мы до времен угнетения мужчин вздорными бабами.
Просто бездна остроумия. Ну просто бездна. Еще таланта хотя бы вполовину вообще была бы сказка.
А, теперь у меня и таланта, оказывается, нет. А ведь совсем недавно вы мне пели совсем другие песни. Но я понимаю: главный талант женщины это ее тело. А я отказываюсь его демонстрировать.
Всё, я выслушал достаточно. Объясняйся с Бахчи.
Объяснение с невысоко-округлым восточнолице-сластолюбиво-добродушно-властным пузаном Арменом Бахчи (продюсер), с которым у Виктории с самого начала сложились мерзкие отношения, вышло предсказуемо провальным. Да и каким оно могло выйти, если мерзость их отношений вытекала из факта самых банальных продюсерских домогательств. Бахчи умудрился обтрогать ее с ног до головы при первой же и вполне официальной встрече, с улыбкой пояснив, что «не может удержаться, чтобы не потрогать всякую попавшуюся под руки поверхность, а поверхность женского тела особенно»; она с улыбкой ответила ему, что еще одно касание, и он будет трогать собственный расквашенный нос. Бахчи посмеялся, трогать ее с того времени не трогал, но не менее раза в неделю на полном серьезе приглашал ее в номер отеля, где или она должна была сделать ему массаж, или он ей на выбор. «Только массаж, смеялся он, поверь мне, только массаж. Что предосудительного в массаже? Десять минут массажа десять тысяч долларов неплохо, а?» На ее «нет» он мягко напоминал ей, что есть множество актрис, которые тоже хотят сниматься в кино и при этом не имеют ничего против массажа, то есть после первого ее отказа его слова были мягко-увещевательными, но с каждым последующим становились всё более грубоватыми. Громкое дело всесильного продюсера-домогателя Харви Вайнштейна, сотрясшее Голливуд, конечно, не открыло никаких тайн голливудского двора: мир кино был миром секса; заправилы мира кино хотели заполучить так много секса, как только могли. Они были бравыми охотниками, актрисы законными трофеями. И в самом деле: ну чего эти актрисы выпендриваются? Ведь им дается всё слава, деньги, всеобщее обожание. А за что? Извольте расплатиться, дорогие дамы. Душ открыт, скидывайте-ка свою одежду.
На Армена в каком-то смысле даже было трудно и обижаться настолько он был продуктом своей среды и делал всё то, что и положено делать карикатурному продюсеру благо, его домогательства довольно долго носили скорее ритуальный, чем угрожающий характер. И все-таки Виктория понимала стоит ей хоть немного расслабиться, и она тут же превратится в среднестатистический трофей. Пока же Армен продолжал ее домогаться, а она продолжала отнекиваться. А потом вдруг в сценарии и появилась откровенная сцена в душе сцена, которой изначально не было и которая никак не вязалась ни с чем происходящим в фильме. Поговаривали, что сцену вставил в сценарий сам Бахчи просто чтобы посмотреть на голую Викторию.
Нет, решительного объяснения с Арменом было не миновать. Теперь же, когда дело наконец дошло до прямого конфликта, обычно вкрадчиво-мягкий Бахчи («Я мягок с людьми, но жесток с женщинами», любил говаривать он) быстро показал волчий оскал.
Тебе не кажется, что ты рановато взялась права качать? Ты, знаешь ли, не Грета Гарбо и даже не Пенелопа Крус. Вот получишь Оскара, тогда и ставь условия. А пока что делай то, что тебе говорят.
Дорогой Армен, тот, кто делает лишь то, что ему говорят, никогда не станет ни Гретой Гарбо, ни Пенелопой Крус. Особенно, если он станет делать то, что говорят ему такие типы, как ты.
Значит, вот так ты заговорила?
Только так.
И ты, значит, не хочешь сниматься в этой сцене?
Не хочу.
И не надо. Вообще в кино тебе сниматься не надо. В кинобизнесе ведь всё устроено очень просто и даже, я бы сказал, по-родственному. Думаешь, я не могу устроить так, что тебя больше ни один режиссер не пригласит?
Конечно, не можешь. И Армен, давай ты не будешь плохим парнем из дешевого кино. Таких сцен когда пытаются сломить героя или героиню ты и сам, наверное, видел предостаточно. Не стоит порождать еще одну.
А в кино, конечно же, торжествует несломленный герой или героиня? Но в реальности, дорогуша, всё немного иначе. В реальности торжествую я и такие как я.
Это ужасно! (нарочито патетически). Но я надеюсь, что это все же не так.
Не надейся. И не шути, кстати. Речь идет о деньгах, а когда речь заходит о деньгах, всё и всегда очень серьезно. Ты знаешь, сколько мы уже потратили на съемки?
Больше миллиона, надо полагать.
Больше, существенно больше. Ты думаешь, я не смогу устроить так, что в случае срыва съемок тебе придется хотя бы отчасти компенсировать затраты? Готова отработать миллион баксов? Тут одним душем или массажем не отделаешься. Не забывай, дорогуша, что мы в России живем
Я уже поняла, что не в Америке.
Да, не в Америке. Если хочешь проверить, можешь подать на меня в суд, и увидишь, что будет.
Дался вам этот суд Но может, и захочу; но может, и проверю.
Проверь, проверь. Голой будешь ходить без всяких съемок.
И т. д. и т. п. Виктория браво отбила все нападки, но на душе у нее было невесело. Мир кино вообще ее не радовал, а теперь еще и первые большие съемки в ее карьере зашли в тупик. Придя после всех треволнений домой, она посмотрела на себя в зеркало. Из зеркала на нее взглянуло окаймленное пышными белокурыми волосами лицо, выражение которого, пожалуй, можно было бы описать так: если вы думаете, что сможете игнорировать мою красоту, то вы сумасшедший; если вы думаете, что можете относиться ко мне просто как к красавице-блондинке, то вы сумасшедший; если вы думаете, что я не смогу добиться того, чего хочу, то вы сумасшедший; а если вы думаете, что я сама в точности знаю, чего хочу, то вы совсем сошли с ума. «Нервное, капризное лицо красавицы-трудоголика», так сказал о ней один из ее бывших поклонников, и эти слова, в отличие от самого поклонника, крепко запали ей в душу. «Душ, душа, в душе́, в ду́ше», невесело усмехнулась Виктория, еще раз посмотрела в зеркало и сказала самой себе: