Конкретно. Поясните конкретным случаем.
Как вам сказать, от-то Они оба словесники, литературу и язык преподают, программа одинаковая, а подход, методика разные Екатерина Степановна строже, требовательнее, и процент успеваемости у нее выше Был случай, когда восьмой «А» потребовал, чтобы Вихоть заменили на Коростылева Но я, хоть убейте меня, не могу взять в толк, какое отношение имеют ваши вопросы к этой проклятой телеграмме? Вы же, надеюсь, никак не связываете
Ни в какой мере не связываю. Но мне надо знать все
Из дома вышла на крыльцо Галя, помахала мне рукой и сказала Бутову:
Оюшминальд Андреич, вас зовет за стол Екатерина Степановна. Она говорит, что неудобно, вам надо быть там
Галя молодец, уже со всеми знакома, со всеми есть отношения, она любит людей и уверена, что это взаимно.
Бутов с неожиданной легкостью встал, жадно затянулся пару раз, и поднявшиеся над ним клубы дыма ясно показали, что пароход готов отчалить от пристани, только что наведенные сходни разговора, слабые швартовы вопросов и ответов разорвутся и рухнут в воду молчания.
Он мечтал уйти от меня и неприятных вопросов, но решиться не мог, не получив моего разрешения, отпущения, успокоения.
Нам надо будет договорить, Оюшминальд Андреич, я вас завтра навещу пообещал я.
Хорошо, я буду ждать, тяжело вздохнул Бутов и затопал по ступенькам.
А ты? спросила Галя.
Я приду через час. И направился к калитке.
Повернул ключ в замке зажигания, и жигулиный мотор услужливо и готовно рокотнул, его металлическое четырехцилиндровое сердце рвалось в дорогу. Но я обманывал его путь нам предстоял совсем не далекий. Полтора километра до Дома связи. Я не хотел терять времени фосфорические зеленовато-голубые стрелки автомобильных часов показывали четыре, а красная секундная, суетливая, тоненько-злая, спазматическая рвалась по кругу циферблата, неостановимо стачивая с дня стружку умчавшихся минут.
Выехал на асфальтовую дорожку, перешел на прямую передачу и покатил тихонько, почти бесшумно с косогора вниз к центру Рузаева. Много раз доводилось мне отсюда уезжать, уходить, и почти всегда мне было грустно не хотелось расставаться с Кольянычем. А теперь переполняло меня чувство холодной целеустремленной ярости и злой тоски, потому что знал: ухожу навсегда. Еще сегодня и завтра, может быть, через неделю я вернусь сюда, но сейчас я уходил от Кольяныча навсегда, потому что, отправляясь на поиски его убийцы, я затаптывал насовсем свой собственный след к этому дому, к своему прошлому, к самому себе.
Мрачная ненависть к убийце была сейчас во мне больше любви к Кольянычу, и от этого мне было трудно дышать, и я сам себе был противен.
Но свое дело я доведу до конца.
Неспешно плыла моя машинка по пологому спуску в субботне-беззаботный отдыхающий городок. Густо зеленый, дымящийся клубами сирени и уже пахнущий подступающим летом пылью, нагретым деревом, слабым бензиновым выхлопом. Из окон домов доносились шквалы криков и быстрый тенорок футбольного комментатора. Около пивной бочки толпилась компания любителей стоячего отдыха. На площадке перед кинотеатром плясали «Барыню». Из дверей универмага вилась очередь, видимо, к концу месяца выкинули в продажу дефицит. Жизнь продолжалась нормально.
На стоянке в центре площади с трудом нашел место грузовики и автобусы из окрестных деревень, легковушки, мотоциклы с колясками. Субботний выезд в райцентр.
А в мраморно-стеклянных палатах Дома связи было пустовато. Ощущалось, что провинциальные амбиции строителей дома явно возносились в неоглядное будущее над реальными потребами рузаевцев в средствах связи. За окошком с надписью «Междугородный телефон» сидела женщина с вязанием в руках. Желтоватое лицо с крошечными бисеринками пота на висках. Я просунул голову в овальный вырез и увидел, что вязание лежит на покатом выпуклом своде живота. Судя по животу и недовязанным ползункам, телефонистке оставалось до декрета несколько дней.
Здравствуйте, дорогая будущая мама, улыбнулся я, стараясь изо всех сил ей понравиться, от ее доброхотности и проворства сегодняшней ночью зависело многое. Я старший оперуполномоченный Московского уголовного розыска Тихонов
И протянул ей удостоверение. Она положила его на стол, механически взяла ручку, с удивлением и интересом внимательно прочитала его, и я остался доволен, что она не сделала в нем ручкой пометок и прочерков, как это делают на телеграфных бланках.
Здравствуйте, товарищ майор, сказала она, и в глазах ее загорелось любопытство.
Как вас зовут?
Аня, подумала и добавила: Аня Веретенникова. А что?
Анечка, мне сегодня понадобится ваша помощь. Вы до каких дежурите?
Сутки. До завтра, до девяти. А вам куда звонить?
В Москву. И еще неведомо куда
Так в Москву можно из автомата позвонить! Опустите пятиалтынный и говорите себе на здоровье Она улыбнулась. А есть ли автоматическая связь с «неведомо куда» не знаю
Мне автомат не подходит я буду звонить в Москву, а мне будут отзванивать сюда. Вы знали бывшего директора школы Коростылева?
Да, кивнула Аня, и лицо ее затуманилось. Его у нас все знают. Он умер на днях Я до восьмого класса у него училась Хороший человек
Мне не было никакого резона секретничать с Аней все равно связь пойдет через нее, если захочет, то и так все услышит. Да и нечего мне утаивать. Тут и без меня темноты хватает.
Анечка, к сожалению, Николай Иванович не просто умер, а то, что случилось с ним, скорее напоминает убийство. Вы слышали о телеграмме?
Да, что-то слышала телеграмма какая-то поддельная пришла. Шулякова, из отдела доставки, рассказывала
В том-то и дело, что телеграмма настоящая, только послал ее человек поддельный. По виду, наверное, обычный человек, а на самом деле вурдалак
А чем я могу вам помочь?
Сейчас я передам в Москву запрос, а потом мне будут звонить. Пока я не знаю, где я буду находиться, но я вам буду регулярно отзванивать и сообщать номер, где я есть, и вы меня будете соединять с Москвой. Сделаете?
Конечно!
Тогда начнем. Мне нужна дежурная часть Московского уголовного розыска.
Аня набирала диск на коммутаторе, что-то говорила своей коллеге в Москве, и лицо у нее уже было не беременно-расслабленное, а сосредоточенное, даже чуть сердитое, а вязание лежало далеко в стороне на приставном столике, и висевшая на шее телефонная гарнитура наушники и микрофон делала ее похожей на пилота, совершающего трудную посадку.
Идите в первую кабину
Открыл тяжелую, плотную дверь, вспыхнул свет в тесной деревянной капсуле, снял трубку с плоского аппарата без номеронабирателя и услышал знакомый глухой голос:
Ответственный дежурный Коновалов слушает
Привет, Серега Это Тихонов тебя достает
Что это тебе неймется в субботу? Ты как в Рузаеве оказался?..
На похороны приехал Тут история произошла вполне противная, мне нужна твоя помощь
Я объяснял ему историю с телеграммой, а Коновалов где-то далеко, за сотню верст, сосредоточенно пыхтел в трубку, не перебивал меня, вопросов праздных не задавал, но я знал, что он не просто внимательно слушает, а по укоренившейся за долгие годы привычке наверняка делает пометки на чистом листе бумаги остро отточенным карандашом. «Самая лучшая память на бумажечке накалякана», любил он повторять нам, когда мы удивлялись, что он никогда и ничего не забывает.
Понятно, медленно сказал Коновалов. А Коростылев этот сродственником тебе доводится?
Ну, наверное, считай что сродственник. Сроднились мы с ним за целую жизнь
Все ясно. И я представил себе, как он отчеркнул жирной линией свои закорючки на листе и приготовился по пунктам записывать задание.