Душенька, ну скажи: ты уже выскочила замуж за кого-то из этих джентльменов или только приглядываешься? шепотом спросила мамаша, когда обе отвернулись к печке. Если твой тот, что страшный, так это ничего: судя по виду, недолго ему осталось, наследство получишь. Только надеюсь, он не заразный.
Чудесно.
Мама! возмущенно шикнула Молли, но та уже бодро развернулась к столу и начала потчевать Бена: похоже, его звериный аппетит был ей в радость.
Я болен, есть мне нельзя, питаюсь только лекарствами, сказал я, когда передо мной грохнули тарелку с какой-то непонятной жижей. От возмущения у меня даже голос прорезался. Впрочем, это не заразно.
Мамаша неодобрительно цокнула, но тарелку убрала и поставила перед Молли.
Я и сама подумываю на фабрику устроиться, важно сказала она. Надоела бедность! А Каллахан славный джентльмен, да еще спас нас от этих ужасных мертвяков, которые повсюду бродили. Мы так их боялись, всю ночь протряслись, а на утро Каллахан их собирать начал, да еще и за деньги. Два дня и город чист. Хотя, говорят, некоторые своих не продают и дома держат, чтоб не бродили. Вот соседка наша свекровь свою скрывает. Ох, да что я все об этом! Молли, душенька, тебе-то уж точно на фабрику надо, раз ты дома теперь. Ты у меня сильная, там такие нужны.
Они все деревья у берега вырубили! Ноги моей там не будет.
А и зря, неплохие денежки там платят. Мы на продаже овощей закупщикам столько не заработаем. Все изменилось, детка. Повсюду теперь эта про-мыш-лен-ность! Смотри, какую я ткань купила, это Каллахан делает, самой такую не спрясть!
Вы не знаете, как найти деревню, где хранился танамор? спросил я, решив, что хватит терять время на пустые разговоры, тем более настолько скучные. Трилистник, который Мерлин подарил людям.
Мамаша покатилась со смеху.
Ох, да вы чего! Это ж сказка! Дайте лоб потрогаю, не жар ли у вас. Она потянула руку к моему лицу, но я успел отдернуться. Ох, какой вы дикий. Я ж по-матерински здоровьем вашим интересуюсь.
Вот уж спасибо. Я выдавил что-то смутно похожее на улыбку и больше не сказал ни слова. Когда обед наконец завершился, я думал, мы немедленно пойдем расспрашивать соседей, но Молли завалилась спать (спали они на матрасе прямо в столовой, чем меня чрезвычайно шокировали). Нам с Беном, к счастью, туда же лечь не предложили, это было бы непристойно, и отправили спать на сеновал, чем шокировали меня второй раз.
Какое приятное место, пробормотал Бен, сонно ворочаясь на соломе, и немедленно уснул.
Мы не спали в одной постели с тех пор, как были детьми. Я лежал, грустно слушая его дыхание и глядя на полосы света, пробивающиеся сквозь щели в крыше. Мне было очень, очень одиноко.
И тут раздались шаги. Я перевел взгляд на дверь. В проеме удивленно замер молоденький парнишка: не поймешь, то ли у него еще отрочество, то ли уже юность. Никаких признаков бороды, темные волосы, карие глаза, весь какой-то щуплый: даже я по сравнению с ним ощутил себя шикарным взрослым мужчиной.
Ты кто? спросил я, но озарило меня еще до того, как он успел ответить. Темные волосы, прямой нос, резкая линия челюсти я такое уже видел. Ты брат Молли.
Да, осторожно ответил он, как будто не уверен был, с чего начать разговор. Я его понимал: не каждый день находишь у себя на сеновале полумертвого графа. И второго, вполне живого и спящего. Я Киран. Вы меня звали?
Ой, какой вежливый мальчик. По сравнению со своей громогласной мамашей и бестактной остроумицей-сестрой он казался вполне приличным человеком.
Не припоминаю, но, раз уж ты тут, можешь принести мне одеяло, ответил я и поудобнее устроился, демонстрируя, что с этого места меня ничто не сгонит. Мы друзья Молли из Лондона. Я граф Гленгалл, а это я поколебался, но все же лишать Бена титула не стал: граф Гленгалл, мой брат.
Я ждал чего-то вроде «Моя сестра водит дружбу со знатью, какая честь нашему дому!», но Киран молча подошел ближе. Солома под его ногами уютно зашуршала.
Вы вы не живой, сказал он, нахмурившись.
И что? холодно спросил я, решив держать лицо до последнего. На фабрику Каллахана меня отведешь?
Рот у него комически приоткрылся.
Вы знаете про Каллахана? О Теперь я понял. Вы хотите у него работать? Он кого только не нанимает наверное, даже вот таких странных, полуживых мертвецов.
И пока я пытался определиться с ответом (я не странный, полуживой мертвец, что за оскорбление!), маленький наглец подошел, рывком поднял меня на ноги и куда-то потащил: очевидно, продавать за десять шиллингов. Мысли о его вежливости я тут же взял обратно.
Эй! возмущенно прохрипел я. А ну пусти! Я спас твою сестру!
Бен заворочался, но не проснулся, и я не успел его позвать, как уже оказался на улице.
Нам нужно туда, идемте! частил Киран.
Я барахтался, Киран тащил, в доме было тихо, а голосисто вопить мне было теперь не под силу, так что я пытался отстоять свободу, цепляясь за деревья и угол куриного сарая. Безуспешно: ирландцев, похоже, с детства тренируют как борцов-силачей. Киран цепко держал меня за локоть и успел дотащить до соседнего дома, когда я почувствовал, что на меня смотрят. Я в ярости повернул голову прекрасное развлечение, наслаждайтесь, господа, и осекся.
Из-за соседского угла на меня смотрела старушка, и взгляд у нее был неподвижный, тусклый, лицо бледное. Я слишком много раз видел такие лица (в том числе в зеркале), чтобы не понять, что она мертва. Глядела она прямо на меня, точно как та девушка в Ливерпуле и тоже вполне справлялась с тем, чтобы стоять на одном месте, а не шагать куда глаза глядят.
Все это успело промелькнуть у меня в голове, а потом мысли затянуло туманом. В ушах зазвенело, стало тяжело дышать, заболело в груди. У меня ведь ничего не может болеть, но болело все равно. Я метался на узкой деревянной кровати, и кто-то повторял мне: «Ты сама виновата», а я задыхался, и это продолжалось целую вечность. Потом туман рассеялся, и я резко сел.
Я сидел на широкой лавке, рядом суетилась Молли. Увидев меня, она выронила какое-то шитье. Так, есть и хорошая новость: продать меня не успели, я по-прежнему в ее доме.
Доктор, он ожил! звонко крикнула она.
Ну, «ожил» это уж громко сказано, но возразить я не успел. Вот только на крик Молли в комнату зашел не Бен, а ее мамаша.
Ах ты, исчадье! простонала она, глядя на меня. Я сразу поняла, с тобой что-то не то. Живой мертвяк в моем доме! Молли, да куда это годится?! Убери его отсюда, сотый раз говорю!
Молли вытолкала мать за дверь и села рядом со мной.
Не выходите больше на улицу. Она сжала обе мои руки в своих, наверняка теплых и приятных на ощупь. У меня осязание не работало, так что я и свои-то еле чувствовал. Мы вас спрячем и спасем. С вами опять то же самое было, как в дилижансе: вышли и упали, как замертво.
Киран, видимо, со страху позвал на помощь. Надеюсь, он упомянул, что сам меня на улицу притащил? Но сказать я ничего не успел прибежал Бен, одетый в какую-то уродливую деревенскую одежку с чужого плеча.
Ох, Джонни, наконец-то. Двое суток без движения!
Двое?! Это уж слишком. А Бен сел рядом и продолжал:
Насколько все было проще, когда ты был просто результатом моего эксперимента! Но тебя вернуло действие волшебного за неимением лучшего слова ирландского камня, и теперь я не понимаю, по каким законам ты работаешь. Бен вытащил из своего кармана танамор, и я нахмурился. Он ведь был у меня в кармане, это я его храню! Я забрал его, чтобы изучить, результат нулевой. И, уж прости, тебе не отдам: вдруг опять свалишься где-нибудь, а кто-то решит обыскать твои карманы.
Расставаться со своей драгоценностью мне не хотелось, но Бен, увы, был прав. Я уныло уставился на танамор. Теперь уже и поверить было невозможно, что он на моих глазах вернул Молли жизнь. Просто три обломка блеклого зеленого мрамора, которые с помощью какого-то странного магнетизма притягиваются друг к другу, образуя нечто похожее на трилистник. Вот и все чудеса.