Позади шумела моторами погоня. По счастью, не все места на пустоши удобны для машин и почти все годны для лошадей. Я подал сестре знак, мы развернулись в сторону моря, сделали крюк и оторвались от врагов. Ветер разогнал облака, показалась мертвенно-бледная луна. Наш след в довольно высокой траве становился заметен, и двигаться приходилось, выбирая каменистые участки пустоши.
Возможно, из-за этих метаний я и потерял направление. Равнина вдруг показалась мне незнакомой. В конце-концов кобыла сестры захромала. Мы убедились, что погоня отстала, и спешились. Я предлагал Рене взять моего жеребца, но она упрямилась и предлагала ехать вдвоем.
Я просил ее, ругал и дошел до того, что почти готов был побить. В конце концов она уступила, сверкнула в мою сторону гневным взглядом, вскочила в седло и, не прощаясь, ускакала. Я остался там, где был, и разыскал себе укрытие среди камней, но сначала прогнал хромую кобылу как можно дальше.
Ночью я валялся среди камней и разглядывал рисунок звезд. Наверное, к этой ночи относится пробуждение моих паранормальных способностей, пришедших от матери из рода Кирти.
Вначале был чужой внимательный взгляд. Поблизости затаился некрупный степной волк, и я вдруг ощутил, что легко понимаю несложные мысли хищника.
Кроме волка на пустошах находился еще кое-кто. Эта тварь не имела ни тела, ни определенного облика, однако, рассматривала меня с пренебрежительной насмешкой. Мое сознание корчилось в тревоге, не умея избавиться от наваждения, а невидимый и бестелесный насмешник продолжал висеть надо мной в пустоте.
Утром зверь исчез, не оставив следов. После мысленного контакта с волком и тем, другим, непонятным существом во тьме, меня слегка лихорадило, солнце почти не грело и так медленно ползло по горизонту, что казалось – вечер не наступит никогда.
…Я выждал сутки и вернулся в имение следующей ночью. В деревне рычали псы, под этот рык и в основном по запаху гари я разыскал остатки нашего дома…
Разломившаяся и изуродованная крыша придавила обломки стен. Камни в естественном состоянии не могут гореть, но их чем-то полили – воздух отдавал не только паленым, но и пронзительным запахом жидкого топлива. Я опустился на колени. На миг показалось, будто я нащупал в темноте чью-то мертвую руку, но это оказалась шелковая перчатка с оторванным пальцем.
Разобрать развалины в одиночку невозможно. Я почти свихнулся, но все же это понимал это, поэтому встал и ушел. Наверное, я так и добрел бы до Кэйтианы, но муж служанки Лин догнал меня и пригасил ночевать в свой деревенский домик. Позже я понял, что этот парень и его жена повели себя как настоящие смельчаки, но тогда я лишь равнодушно сказал им «спасибо».
Утром я одолжил у этих людей старую лошадь и ускакал на ней в Кэйтиану. Наш столичный дом стоял пустым, без следов обыска и взлома. Сестры в нем не оказалось. Я ждал ее три дня, готовый ко всему, но не дождался. Каждую ночь я думал, что за мною явится гвардия Супремы, и тогда хотя бы станет понятно, что случилось с Рене, но за мною так никто и не явился, как будто последнего выжившего Вильера специально оставили в покое…
Тела моих родителей из-под остатков рухнувшего дома откопали крестьяне. Останки матери так сильно обгорели, что я едва опознал покойную по кольцу на скрюченном пальце. И ее, и отца похоронили в семейном склепе, дворяне из соседний имений на траурную церемонию не явились. Впрочем, я их и не звал. Причин ненавидеть Рейнена у меня уже накопилось достаточно, но история и на этом не закончилась.
…Ровно через три месяца меня пригласили на опознание в главный морг столицы. Я думал, что увижу там сестру, но нашел лишь труп старшей служанки Лин. Мертвая и голая, эта женщина лежала навзничь на бетонной плите, на посиневшей ступне болталась бирка, а на скулах так и не высохли слезы. Это казалось невероятным, но они не исчезали очень долго.
– Несчастную убили бандиты, – объяснил мне сержант уголовной стражи. – Это их преступная работа. Тело нашли в канаве.
– А муж?
– По документам – рекрутирован в императорскую армию два месяца назад.
– А их дети?
– Не найдены, ничем не могу помочь.
…На кремации служанки снова присутствовал только я один. Ее незнатному праху места с склепе не полагалось, покойную поместили в длинный ящик без крышки, а сверху прикрыли черной пленкой. Эта конструкция совсем не торжественно съехала в топку…
Я много раз спрашивал себя – почему все это произошло? И никогда не находил ответа. Если отец и участвовал в каком-то заговоре, он скрывал его от меня очень тщательно. Сестра исчезла бесследно и унесла с собой тайну. Меня же не тронули, наверное, потому, что сочли легкомысленным ничтожеством.
Рейнен все же навестил меня в компании своих гвардейцев. Он не тратил слов, просто схватил меня за предплечье, и ткнул моей растопыренной рукой в раскрытую священную книгу и заставил повторить клятву верности императору Тэлию. Я пошел на свой первый компромисс – не бросился на врага, не дал повода себя убить, а просто повторил эту чертову клятву. Мне хотелось выжить и когда-нибудь плюнуть на его могилу.
Письма друзей и все бумаги в доме я уничтожил. Встреч со знакомыми избегал. Однажды мне прислала записку моя невеста, леди Кэн. Я прикинул, не сжечь ли и этот конверт, но все же явился в условленное место. Кэн стояла под навесом, дождь стекал по капюшону толстого плаща, по распрямившимся концам обычно кудрявых волос.
Кэн всегда была сентиментальна, поэтому принесла яд на двоих, маленькие белые гранулы в плоской коробочке, но я отказался от романтического самоубийства, отобрал у нее пилюли и выбросил их в темноту, чем сильно обидел девушку.
– Мы могли умереть вместе, – в ярости сказала она, – А теперь я умру одна, в бесчестье и горе.
Я промолчал и не поверил. Сцена была нелепая. Даже не знаю, кого я в тот миг ненавидел сильнее – императора или Рейнена, на мой взгляд, правитель Империи и его начальник Супремы стоили друг друга.
Однажды вечером мне под дверь сунули еще одну записку. Я прочитал ее и сжег. Пешком добрался до назначенного места. Это был имперский пантеон, ночью там редко кто появлялся. На пороге и в самом деле, тонким слоем лежал нетронутый снег. Внутри здания двумя рядами выстроились статуи давно мертвых правителей. Вскоре в отдалении затеплился зеленоватый свет фонаря, и в этом холодном ореоле и появился принц Маркус. Он сказал, что император болен и сошел с ума, что от его произвола страдают многие кэйтианцы. Принц меня ободрил и осторожно намекнул – скоро все изменится, но нужна поддержка, и я поклялся ему в верности – совершенно искренне и охотно. Маркус собирался сместить отца с трона, объявив его недееспособным безумцем. Вероятно, так бы и случилось, но вмешалась судьба, и мой друг получил власть после естественной смерти Тэлия. Прежний император, чей организм истощили наркотики и разврат, скончался прямо в главном зале дворца, тем самым избежав моей отложенной мести. Маркус взошел на трон и немедленно отстранил Рейнена от должности.
Я воспользовался этим и, в надежде отыскать свою сестру, мгновенно получил доступ к архивам Супремы.
Я почти не спал несколько дней, перелистал сотни томов и тысячи страниц, но не нашел ничего.
– Нужно допросить самого Рейнена, – сказал я, наконец, своему другу, двадцативосьмилетнему императору Кэйто.
Маркус слегка поморщился, тень неудовольствия появилась в светлых глазах и в изящном изгибе губ.
– Послушай, Дэн, – произнес он мягко, но со скрытым раздражением. – Рейнен все отрицает, он говорит, что непричастен к пропаже твоей сестры. Ты же не думаешь, что мы на основании одних подозрений начнем пытать имперского аристократа?