Я молча вышел вслед за нею в сад, деревья уже сбрасывали листву, она почему-то осталась неубранной, а потому шелестела под ногами.
– Что случилось? – спросил я, едва мы остались наедине.
– Все пошло не так, – сказала мне сестра, в ее манере держаться проглядывали одновременно испуг, гордость и упрямство.
– Не удалось сделать то, что он хотел? – переспросил я, подразумевая под «ним» императора.
– Может быть, слишком хорошо удалось. – Рене задумалась, поворошила листья носком ботинка, а потом покачала головой. – Нет, я передумала, не стану рассказывать. Ты ничего в этом не понимаешь.
Я был тогда довольно легкомысленным, поэтому только хмыкнул. Ситуация не казалась мне ни опасной, ни странной.
– Хорошо, – легко согласился я и вернулся в дом, чтобы поздороваться с матерью, которая хворала сезонной лихорадкой и не покидала своей комнаты.
Уже под вечер, когда мы вдвоем с сестрой стояли на веранде, я снова увидел серый клуб пыли, на этот раз он двигался со стороны равнины, но это оказался не смерч, а самая обычная пыль, поднятая грузовым фургоном.
Фургон приблизился и остановился. Это была крытая брезентом машина с просторной кабиной и кузовом для солдат. Солдаты один за другим выпрыгнули на выложенную плиткой землю двора и столпились возле фонтана, набирая воду во фляги.
Офицер, который ехал в кабине, равнодушно отвернулся, не отвечая на приветствие, прошел мимо меня и Рене – высокий, затянутый в мундир, с накинутым поверх черным плащом, он медленно, палец за пальцем, стаскивал перчатки из тонкой кожи. Почему-то я очень хорошо запомнил эти перчатки. Они были чистыми, без единого пятнышка. Вслед за этим, высоким, в дом скользнул его помощник – невыразительный белесый тип, который нес кейс, прикрепленный к запястью стальным браслетом. Оба гостя уже прошли мимо, но я все стоял в оцепенении, не чувствуя, как сестра теребит меня за рукав.
– Дар Рейнен, – тихо сказала она.
– Разве?
– Вон тот высокий офицер, глава Супремы, любимчик императора.
– Наверное, он сильно боится, раз не ездит без взвода охраны, – заметил я довольно громко, и Рене сильно ткнула меня кулаком в бок.
Солдаты, впрочем, не обращали на наш разговор никакого внимания, потому что с интересом наблюдали за потасовкой двух гончих. Когда я подошел поближе, гвардейцы Супремы перестали смеяться и отвели глаза. Отец появился на пороге, приветствовал Рейнена, они вдвоем ушли в кабинет и закрылись там.
– Заносчивый ублюдок, – пробормотал я сквозь зубы.
…Этот самый Рейнен убрался через два часа, когда уже смеркалось. Я не знал, о чем они говорили с отцом, но был рад, что жутковатый полковник не остался погостить, и мне не пришлось делить с ним стол и кров. Рокот мотора приземистого фургона Супремы в конце концов стих и сменился простым шумом ветра.
– Ну вот и все, – подытожила наша старшая служанка Лин, прежде чем отправиться в деревню ночевать. – Полковник Рейнен, сразу видно, благородный человек, и людей своих не распускает. Уехали мирно, уток не крали, к посудомойкам не лезли, ничего не поломали, и даже солдаты в фонтан не мочились.
Я промолчал и заглянул в комнату матери, которой все еще сильно нездоровилось. Женщина-врач в сером балахоне ордена целителей сидела возле постели, держа в своих широких ладонях худую руку пациентки. Она подняла на меня взгляд воспаленных глаз и только покачала головой…
Темнело стремительно, бриз дул со стороны моря, а потом сменился легким ветерком с суши. Пахло горькой полынью и солью. К этому запаху примешивался оттенок дыма, возможно, тлела трава в степи.
Я лег спать, долго ворочался, потом забылся и увидел странный сон – про то, как Рене, не глядя под ноги, идет по узкому брусу, переброшенному через ручей. В видении ветер шевелил тростник в ручье, но не мог тронуть ни волосинки в ее прическе, ни края ее плаща – они все время оставались неподвижными, как у призрака.
Я очнулся, попробовал встать, но не сумел и понял, что это не пробуждение, а сон, вложенный в другой сон. Волной накатывал страх. Виски ныли. Везде – в пощелкивании магнитных часов, в шорохе листьев за окном, в гудении ветра я различал близкую угрозу.
– Очнитесь, милорд.
Голос походил на голос женщины-врача, и я проснулся мгновенно, избавившись от иллюзии ложного пробуждения. Рядом не никого не оказалось, но во дворе хрипло лаяли собаки, и переругивались чужие голоса. В двери дома колотили прикладами. Через мгновение раздались выстрел и короткий визг – одного из псов пристрелили.
Я быстро оделся и, не зажигая света, выглянул оконный проем. Двор заполнили солдаты в форме Супремы. Высокой фигуры Рейнена среди них не оказалось, или я просто его не заметил. Грохнул еще один выстрел. В двери дома теперь уже не просто колотили – их выламывали. В шуме и гаме мне послышался пронзительный крик сестры.
– Рене! Мама! – заорал я.
В коридоре стояла тьма, потом раздался треск, створки дверей рухнули, в пустой проем хлынул красноватый свет факелов. У меня не было никакого оружия, если не считать почти бесполезной каминной кочерги. Очевидно, людям Супремы приказали взять меня живым, только поэтому мне сразу же не пустили пулю в голову.
Я не стал драться с десятком противников, вместо этого добрался до лестницы на галерею, захлопнул за собой еще толстую деревянную дверь и под носом у врагов задвинул засов. Эта преграда не могла надолго их задержать, но давала мне небольшую фору.
В темноте галереи шевельнулась неясно очерченная фигура. Сначала мне показалось, будто это сестра, но с близкого расстояния я разглядел фартук и шапочку горничной.
– Где моя мать?
– Леди Кирти на веранде, внизу, она очнулась захотела подышать воздухом. Я и Сира выкатили ее кресло… простите, милорд, пришли солдаты схватили Сиру и…
– Ты сбежала и бросила мою мать? Да? Оставила ее там?
– Простите… я испугалась.
В за окном снова полыхнуло, оранжевый отблеск осветил безумно вытаращенные глаза и мокрое лицо служанки. Она пыталась еще что-то сказать, но подавилась слезами. Едва ли она оплакивала нас, скорее, смертельно боялась за себя. В отчаянии я сжал плечи девушки и тряхнул посильнее.
– Где лорд Вильер?
– Его убили. Там во дворе. Я видела.
Горничная тряслась от страха и пыталась вырваться из моей хватки, а я все не разжимал руки.
– Дэн, оставь ее!
Вспыхнула лампа. Сестра шла по галерее, держа в одной руке фонарь, а в другой – пистолет. Ее лицо почти не изменилось, щеки не побледнели, наоборот, они горели ярким, почти противоестественным румянцем.
– Поздно что-то менять. Нам нужно добраться до Кэйтианы.
– Зачем? Там полным-полно солдат Супремы.
– Там есть одна вещь, которая поможет нам перебраться в безопасное место.
Я выпустил горничную и на миг задумался. Отец был мертв, помочь матери я не успел, но еще мог защитить сестру.
– Пошли.
Мы добежали до конца галереи, а потом по приставной лестнице вскарабкались на чердак. Круглое окно выходило на задний двор и на конюшни. Во дворе горел одинокий фонарь.
– Вон там солдат, чуть левее… – шепнула мне Рене.
В доме прогремели выстрелы – возможно, кто-то из наших охранников попытался драться. Я воспользовался этим шумом как прикрытием, забрал у Рене пистолет и пристрелил солдата, потом мы спустились вниз по веревке с узлами, которая хранилась на чердаке.
…В этот момент мы с сестрой едва не погибли – невысокий парень в мундире Супремы выскочил во двор и прицелился мне в голову, я увидел его за долю секунды до выстрела, попытался вильнуть в сторону, и пуля прошла по касательной, задев волосы чуть повыше виска. Вторым пистолетным выстрелом я уложил и этого человека. Он упал ничком, лицом в лужу и затих, а мы оседлали лошадей и уже через пять минут скакали верхом в сторону Кэйтианы.