– Серый… – позвал Тахти бессмысленно.
Тахти пошел за ним в кухню, закрыл дверь. Серый копался в огромном рюкзаке. Тахти моргнул светом, чтобы привлечь его внимание. Серый посмотрел через плечо, выпрямился и теперь стоял перед Тахти, на его лицо упали волосы. Он снял фартук, на нем были полинявшие голубые джинсы и растянутая футболка, которая была велика ему на пару размеров. В руках он держал свитер, лопапейсу, серый, с белым узором, его вечный свитер. Синяки покрывали все руки, от желтых, старых, до черных, свежих.
* Что не так? – спросил Тахти.
Серый молчал. В его глазах читалось столько всего, только он ничего не говорил. Кавардак мыслей сбивал с толку. Серый покачал головой. Его грудь ходила ходуном. Тахти так и стоял около двери. В зале слышались голоса, через дверь слов было не разобрать, только тембр. Кто-то толкнул дверь, но Тахти не дал ее открыть.
* Ты злишься – почему?
Серый с шумом втянул воздух. Надел свитер. Он тоже был велик ему, доходил почти до середины бедра. Старая, закатанная лопапейса. На сером фоне узор почти не было видно. Тахти поднял раскрытые ладони.
* Я не злюсь, – сказал Серый.
Тахти ни разу не видел у него таких рваных, угловатых жестов. Обычно его руки двигались так плавно, будто он играл с невидимыми птицами. Сейчас он бросался в Тахти жестами словно дротиками. И попадал. В самую грудь.
* Злишься. Я вижу. Почему?
* Отстань.
Серый отвернулся от Тахти и снова полез в рюкзак. Огромный, туристический, литров на семьдесят пять. Серый пытался запихнуть в него папку с рисунками. И она не помещалась.
Тахти опять мигнул светом. И мигал, пока Серый не повернулся к нему.
* Что?
Его руки тряслись.
* Извини, – сказал Тахти.
За спиной Тахти, под дверью, собралась небольшая толпа. Дверь то и дело толкали, и Тахти навалился на нее всем весом, чтобы ее не открыли. Кто-то стучал; Серый этого не слышал, а Тахти игнорировал. У Серого завибрировал телефон. Он запихнул его в карман, не отвечая.
* Я не понимаю, что не так, – сказал Тахти. – Что бы ни было, извини.
* Не понимаешь?
Теперь Серый улыбался. Эта улыбка больше напоминала слезы, только без слез. Плакать стыдно, особенно если ты мужчина. Да и вообще кому угодно. А улыбаться – улыбаться не стыдно. Придраться не к чему. Кто-то стучал в дверь, сильно, по спине Тахти шла вибрация. Тахти ударил ладонью по двери со своей стороны.
Щеколда. Он задел ее рукой. Со внутренней стороны двери оказалась щеколда. Тахти закрыл ее.
* Объясни мне, – сказал Тахти. – Пожалуйста.
Серый дернул плечами, все с той же страшной улыбкой. Снова схватил свою папку. Она не помещалась в рюкзак, потому что он был набит битком. Сверху лежала какая-то одежда, форма, как потом догадался Тахти. Серый запихнул-таки папку, и теперь пихал туда книгу. Тахти мигал светом. Снова и снова. Серый его игнорировал. В дверь стучали. Тахти оставил в покое выключатель, подошел к Серому и коснулся его плеча. Серый не обернулся. Тахти коснулся снова, и Серый стряхнул его руку.
Да выслушай ты меня, мысленно кричал Тахти. Но Серый пытался зашнуровать рюкзак. Тахти развернул Серого за плечи. Серый все еще держал в руках книгу. «Язык жестов», его вечную книгу. Говорить ему было неудобно. Он попытался отпихнуть Тахти, Тахти попытался ему что-то сказать, Серый не слушал. Книга выпала из его рук, обложка отвалилась, несколько страниц разлетелись по полу. В дверь продолжали барабанить.
Тахти наклонился, чтобы поднять книгу. Серый его пихнул, не ударил, только отпихнул от себя.
* Прости, – Тахти повернул к нему раскрытые ладони.
Серый бросил все как есть, куски книги на полу, взъерошенного Тахти, свои вещи. Его грудь ходила ходуном. Он пронесся к двери, дернул ее, но она была заперта. Тахти поднял с пола книгу – страницы, обложку. Он потянул за руку Серого, оттащил его от двери. Серый попытался вырваться, вцепился в руку Тахти так сильно, что Тахти закричал от боли. Книга снова упала к их ногам. Тахти пытался отцепить руку Серого, Серый не отпускал, и они толкались, наступали на рассыпанные страницы.
Дверь открылась, на пороге оказался Сати с ножом в руках, он вскрыл ножом замок. Из-за его спины выглядывали Хенна, Фине, Киану, Тильда.
– А ну прекратите это, – крикнула Хенна. Сати кинул нож на коробки и шагнул внутрь.
Серый ее не слышал. Тахти слышал и проигнорировал. Его схватили под грудь и живот, оттащили от Серого, практически заломали, до боли вывернув руки. Браслеты и перстни. Это Сати. Тахти не сопротивлялся, позволил себя скрутить. Ребята растащили их в разные стороны. Серый стоял взъерошенный, в перекошенном свитере. На его плечах лежали руки Фине. Грудь Серого ходила ходуном, сам он смотрел в пол. На полу до сих пор лежала книга – обложка отдельно, часть выпавших страниц разлетелась и лежала у их ног. На одной из страниц отпечатался след от ботинка. На иллюстрации два указательных пальца соприкасались и поворачивались. “Ache”, боль.
– Чтобы здесь мне никаких драк, – сказала Хенна. – Нашли место.
Серый ее не слышал. Тахти кивнул.
– Сати, переведи потом Юдзуру.
– Да, хорошо, – услышал Тахти голос Сати над ухом.
– Простите, – сказал Тахти хриплым шепотом.
Серый накинул куртку, не застегивая, набросил на плечо рюкзак и вышел из кофейни быстрым шагом. Брякнул колокольчик приглушенным, подсиповатым звоном. Тахти смотрел Серому вслед, на кружку, которую Серый оставил на краю барной стойки, на Хенну, на дверь. Со спины послышались быстрые шаги, его грубо оттолкнули в сторону, и на лестницу выбежал Сати. Тахти повернулся к ребятам, сбитый с толку. Тильда смотрела на дверь, ее плечи скруглились, сутулые и напряженные. Киану замер с кофтой Сати в руках.
Тахти побежал к двери, споткнулся о стул, и стул упал с тяжелым лязгом, и Тахти не остановился, чтобы его поднять. Он вылетел на лестничный марш под сорванное бряцанье колокольчика. Тихо. Он не услышал ни шагов, ни голосов, только свое собственное надломное дыхание. Он побежал вниз по ступеням, почти соскальзывая с полированного камня, его заносило на поворотах, и он бежал дальше, пока не оказался у входной двери. Под дверь намело снега, тянуло ледяным сквозняком. В холле не было никого. Тахти положил руку на дверную ручку, и этот миг, перед тем, как он откроет эту дверь, тянулся невыносимо тяжело и долго. Сердце заходилось рваным ритмом, воздуха не хватало. На улице стоял колкий мороз, а ему не хватало воздуха.
Он распахнул дверь. Волна ледяного воздуха окатила его, прошла сквозь одежду, и у Тахти перехватило дыхание. На улице никого не было. Он стоял около входа, заставляя себя дышать, и всматривался в темноту ночи. Ни Серого, ни Сати. Где-то вдалеке, на другой стороне улицы, мужчина гулял с собакой. Единственный темный силуэт на фоне белого города.
Ветер кидал в лицо жесткий, колкий снег. Ветер трепал волосы. Ветер пробрался под толстовку ледяным потоком. Тахти начало трясти. Он стоял и ждал, что они вернутся. Что он увидит их среди домов и редких фонарей.
Только теперь он вспомнил, что можно просто позвонить. Он нырнул рукой в карман, но телефон остался в кафе на столе. Он не пошел за ним. Вместо этого он вышел на улицу и пошел сначала в одну сторону, мимо старых домов и желтых фонарей, потом в другую, мимо закрытой школы и лысого парка. Снег летел в лицо, и вдалеке город был укутан им, словно плотным туманом. Он смотрел так внимательно, как только мог. Но нет. На улице их не было.
Он вернулся к кофейне. Дверь по-прежнему была распахнута, скрипела на ветру проржавевшими петлями. На порог намело снега. Тахти зашел в подъезд, прикрыл за собой дверь, и в этот момент на него обрушилась тишина. Только теперь он почувствовал, что замерз, замерз напрочь, и его трясет, и руки такие холодные, что перила на лестнице кажутся теплыми.